вертеле, все равно они не вышли бы – так боялись Дэла, что им бы в голову не приходило мне помочь. А может, они от моего плача еще и кайф ловили, не знаю. Мы с ними об этом не говорили, да и вообще не часто разговаривали.
Я держала в голове, что сказала мне Рози перед тем, как свернуть к своему дому.
– Если ты попалась, – сказала она, – держись одной мысли: мне что жить, что умереть – все одно. Тогда к тебе не подступятся. Они все одинаковые: наглые и подлые, а внутри – трусы. Но они чуют твой страх, как такса кролика. – Она ухмыльнулась. – И бесстрашие тоже чуют. Если тебе плевать, что с тобой будет, они видят это. Так что держи голову выше, Рэйлин. Гляди им в глаза и помни, как говорили индейцы: «Сегодня хороший день для того, чтобы встретить смерть!»
Вот я и повторяла это про себя, зажав в руке красную рукоятку ножа, а в окно светила луна, и клинок блестел.
Сегодня хороший день, чтобы встретить смерть.
И чтоб мне провалиться, я чувствовала, что так оно и есть. Отчасти я еще оставалась запуганной до бесчувствия маленькой девочкой, но появилось и новое ощущение. Я была в то же время ночной тенью, затаившейся в засаде, подстерегающей чудовище. В засаде, с большим блестящим ножом в руке – разве не здорово?
Дверь открылась без скрипа. Дэл не ленился смазывать петли. Я стояла, прижавшись к стене, и смотрела, как он идет к моей кровати.
– Эй, Рэйлин, – шепнул он. – Проснись и пой, сестричка. Я принес тебе подарочек.
Он возился с молнией, когда я подошла к нему сзади. От него пахло пивом, сигаретами и чем-то еще. Темный, звериный запах.
– В прятки играешь? – пробормотал он, протянув свободную руку, чтобы встряхнуть меня.
Только в постели меня не было. Просто скомканные старые джинсы и рубашка, свернутые так, чтобы было похоже, будто я там сплю.
– Я здесь, Дэл, – сказала я, – и сегодня у меня для тебя подарочек.
Я позволила ему обернуться. Я позволила ему увидеть отражение луны у меня в глазах и блеск лезвия. Говорю вам, я казалась сама себе большой и высокой, как те великаны, которые спускаются с настоящих гор. Мне хотелось воткнуть нож ему в брюхо, как Рози воткнула его в брюхо Расселу, но вся храбрость слетела с меня, когда я увидела его лицо. Никогда не видела его таким бешеным. Я примерзла к месту, словно из подошв моих ковбойских сапожек корни проросли.
Он был пьян, и, пожалуй, только потому я и осталась жива, хотя не сразу поняла, что это в мою пользу. Он просто поднял руку и тыльной стороной ладони ударил меня по лицу. Рассек губу и отшвырнул к окну. Я сползла на пол, а он встал надо мной и расхохотался. Я трусила настолько, что, наверно, немножко напустила в штаны, и сжала рукоятку ножа с такой силой, что костяшки пальцев стали белее лунных пятен на полу.
Дэл хохотал и покачивался. Ему всегда кружило голову удовольствие причинить кому-нибудь боль, а от пива все казалось еще забавнее.
– Посмотрела бы на себя, Рэй, – наконец выговорил он. – Ну и видок. Слушай, может, мне отобрать у тебя этот ножик да загнать его тебе в дырочку? Как тебе мысль?
Он шагнул ближе, и я уже не понимала, что делаю, знала только: надо делать что-то. Я и взмахнула ножом, который Рози наточила как бритву. Попала ему под коленку, нож вспорол джинсы и в мышцу вошел как в масло. Дэл взвыл и повалился, а я отодвинулась, чтоб он не грохнулся на меня.
– Господи! – крикнул он. – Ты меня порезала, Рэй!
Тут в голове у меня что-то щелкнуло, сдвинулось. Он потянулся ко мне, и я резанула снова, прямо ему по ладони. И мне было хорошо. Видеть кровь. Слышать, как он стонет.
– Ты хнычешь, как девчонка, – сказала я ему.
– Я…
Я нагнулась к нему, но так, чтоб он не мог до меня дотянуться.
– Это будет наш маленький секрет, ладно? – сказала я, повторяя слова, которые слышала от него, не знаю сколько раз.
– Я… я тебя вые… убью…
Что верно, то верно. Больно ему было, но он не трусил. Может, был слишком пьян и взбешен. Или слишком туп. Не знаю. Но мне было плевать.
– Очень жаль, что у тебя такие мысли, – сказала я.
Я выпрямилась и пнула его. У моих ковбойских сапожек носок жесткий, и я знала, что бью больно.
Дэл вскрикнул и попятился. Волоча ногу. Баюкая руку, на которой кровь собралась липкой пузырящейся лужицей.
– Потому что теперь мне придется тебя убить, – сказала я, – а мне этого не хочется, потому что, по- моему, это грешно. Как ты думаешь, Дэл? Грешно убивать своего брата? А если да, то я никак не могу решить, это больше или меньше грешно, чем то, что ты делал со мной, своей маленькой сестричкой?
– Ты… врача вызови…
Я покачала головой:
– Никак не могу, Дэл. Не могу я совсем одна идти по темному дому, боюсь.
Я и не знала, как это приятно – вот так стоять над кем-то и думать, что его жизнь и смерть в твоих руках. Если я и вправду изломанное существо, как говорил кто-то из тех сморчков в тюряге, то сломалась я именно тогда. Не в те ночи, когда Дэл шмыгал вокруг меня, а вот тогда. В ту ночь, когда я научилась мучить в ответ.
