Могла бы и убить его. Может, и надо было. Но, наверно, к такому я еще была не готова. Ноги у меня начинали дрожать, и я понимала, что надо выбираться оттуда, пока я сама не свалилась. Он снова попытался меня схватить, и я опять его пнула и взмахнула ножом у него перед носом. Он отполз, а я повернулась, подхватила сумку, которую собрала до его прихода, выскочила из спальни и загрохотала сапогами по лестнице, не выпуская из руки измазанный в крови нож.
Я успела выбежать со двора, а потом коленки у меня обмякли, ноги стали как студень, я упала на четвереньки, и меня вырвало прямо в канаву и пивом, и ликером, и той горькой гадостью, которая остается в тебе после выпивки. Представляю, как я выглядела, когда дотащилась до дома Рози и швырнула горсть камешков ей в окно.
– Быстро же ты научилась, черт возьми, – сказала она, выслушав мой рассказ.
Это я в первый раз убежала из дому, как до того – моя сестричка.
Но это было очень давно, лет тридцать назад, а то и больше.
Рассел выжил, и они со своими крутыми дружками шли дальше по кривой дорожке, но нас с Рози больше не задевали. Ах да, они исколошматили Ленни и еще двоих ребят, которые были с нами тогда, и, как я слышала, позабавились с Шерри, но от меня и Рози держались подальше.
И Дэл не умер. Родителям и полиции он наврал, что наткнулся на вора, который влез в окно моей спальни. Не мог же он сказать правду. Если бы он открыл ту банку с червями, дерьма вылезло бы столько, что и он бы весь провонял, а так он остался героем. Ясное дело, Роби и Джимми его поддержали.
Когда полиция нашла меня у Рози и притащила домой, я сказала, что знать ничего не знаю. Стояла в прихожей у Рози, глаз наполовину закрыт, щека вздулась от пощечины Дэла, и твердила, что по чистой случайности выбрала эту самую ночь, чтобы сбежать из дому. Они проглотили это вранье. А что им оставалось? Не могли же они подумать, что тощая девчонка – размер лифчика не в счет – управилась со взрослым крепким парнюгой вроде Дэла.
Дэл на время оставил меня в покое. Но он на меня косился. И мамаша косилась, и Джимми, и Роби. Только старик держался, будто ничего не случилось.
Я до сих пор их всех ненавижу. Дэл – ну, о нем и говорить нечего. Папочку за то, что был тряпкой и не вступился за меня. Мамашу за то, что была на стороне Дэла и во всем обвинила меня, когда я, маленькая испуганная девочка, первый раз с плачем прибежала к ней за утешением. Джимми и Роби… они не в счет. Не думаю, чтобы я их ненавидела. Думаю, я их даже не замечала. Хочу сказать, мы все были жертвами, понимаете? Как до нас – наша сестричка. Думаю, ее я ненавижу больше всех за то, что сбежала. Если б она не смылась, Дэл занимался бы ею, а меня б не трогал. Я точно знаю. Он сам мне сколько раз говорил.
Джилли
Мона Морган ждала Софи в переулке возле дома Джилли. Художница, рисовавшая комиксы, стояла, засунув руки в бездонные карманы зеленых штанов и задрав голову к окну студии Джилли на третьем этаже. Для Джилли это окно служило балконной дверью, а «балконом» была площадка пожарной лестницы.
– Дала бы тебе ключ вчера вечером, – сказала Софи, останавливаясь рядом с Моной, – если бы знала, что ты будешь раньше меня.
– Да я только что пришла, – отозвалась Мона, проводя ладонью по волосам. Волосы у корней короткого светлого ежика были на полдюйма некрашеными и темными. – Должно быть, отсюда они и забрались, – продолжала она, указывая на окно.
Софи кивнула:
– Лу говорил, что запер его только вчера, когда уходил.
– Как это ужасно! – сказала Мона. – Мне страшно заходить туда.
– И мне.
Мона сама предложила помочь расчистить чердачок Джилли, услышав, как обсуждали это вчера в больнице Софи и Венди. Венди тоже пришла бы, но у нее работа была по графику: подготовка рукописей и корректура в редакции газеты «В городе». Еженедельник, посвященный искусству и развлечениям, придерживался четкого расписания и не позволял свободно распоряжаться временем. Не то что в прежние времена, когда, работая официанткой, она могла запросто поменяться с кем-нибудь сменами и отработать потом. Теперь из них одна только Джилли еще работала полдня в кафе «У Кэтрин».
Софи вздохнула. Работала, да уже четыре дня не работает.
– Ты сегодня в больнице была? – спросила Мона, пока они обходили здание.
Мимо пустых витрин бывшего магазина они прошли к узкому парадному с лестницей на третий этаж, задержавшись на минуту у почтового ящика. Софи взяла почту для Джилли. Это была по большей части макулатура: реклама, каталоги, но среди них также два счета и письмо со штемпелем Лос-Анджелеса. От Джорди, увидела Софи, взглянув на обратный адрес. Наверно, отправлено еще до того, как Джилли сбила машина, думала она, взбираясь по лестнице.
– С утра первым делом зашла, – ответила она на вопрос Моны. – Хотела застать врача, пока не закончился обход.
– И что он сказал про… ну, ты знаешь…
– Паралич?
Мона кивнула.
– Почти то же самое, что вчера, – сказала Софи. – Все случаи разные. Она могла бы избавиться от него уже сегодня или через неделю, через месяц…
– Но она поправится?
– Ну конечно поправится, – солгала Софи, обманывая не столько Мону, сколько самое себя.
На самом деле она не знала, поправится ли когда-нибудь Джилли. Травмы, и особенно этот паралич,
