Я пытаюсь спрятаться в тени, но дверь совсем мелкая, а коп все ближе и ближе, вот он уже остановился передо мной, заслоняя и без того тусклый свет фонарей, и я понимаю, что влипла. Но в тюрьму для малолеток или в очередную приемную семью я не пойду ни за что. Поэтому для начала я думаю предложить ему отсосать – конечно, копы проституток за людей не считают, но на халяву и они падки, – но тут он поворачивает голову, свет падает на его лицо, и я сразу понимаю: здесь этот номер не пройдет, он малый честный. Новичок, полицией так и бредит, участок, наверное, первую неделю топчет, высматривает, кому бы помочь, а это значит, что я крупно попала. При моем-то везении наверняка окажется, что он верит, будто всякие там социальные работники действительно горят желанием помогать таким, как я, а не компостировать мозги своими бюрократическими заморочками.
Все, нет больше сил.
В этот миг я жалею, что у меня нет финки, как у Роба, – он вечно совал ее мне под нос, когда думал, что я слишком мало принесла. Хочется кого-нибудь прирезать. Этого копа. Себя. Все равно кого. Только выпустите меня отсюда.
Он садится на корточки, чтобы не смотреть на меня совсем уж сверху вниз, ведь я лежу на земле, и спрашивает:
– Что, сильно плохо?
Я смотрю на него, как на инопланетянина. Сильно ли мне плохо? Да уж куда хуже, хотелось бы мне знать.
– Лучше не бывает, – говорю я ему.
Он кивает так спокойно, как будто мы говорим о погоде.
– Как тебя зовут?
– Джилли, – говорю я.
– А дальше как?
– Э-э-э...
Я вспоминаю родителей, которые от меня отвернулись. Вспоминаю тюрьму для малолеток и приемные семьи. Смотрю на него и вижу у него за спиной, на стене дома, два плаката. На одном реклама лосьона для загара – ну там еще собака нарисована, и она стягивает с девчонки плавки, знаешь? Наверняка педофил какой-нибудь такое выдумал. А на другой Веселый зеленый великан торгует кукурузой. Я беру по одному слову с каждого и предлагаю их копу:
– Джилли Копперкорн[34].
– Как думаешь, Джилли, стоять ты можешь?
«Если бы я могла стоять, валялась бы я разве тут на земле?» – проносится у меня в голове. Но я все же пытаюсь. Он помогает мне, поддерживает, когда меня начинает шатать из стороны в сторону.
– Захомутал, значит? – спрашиваю я его.
– А ты совершила преступление?
Я и не подозревала, что еще могу смеяться, но смех так и рвется из меня наружу. Хотя мне нисколько не весело.
– А как же, – отвечаю я. – Родилась.
Он замечает мою сумку, которая лежит на земле. Прислоняет меня к стене, нагибается, подбирает ее, и на асфальт высыпаются мои рисунки. Он проглядывает их, прежде чем положить обратно.
– Ты рисовала?
Мне хочется презрительно усмехнуться ему в ответ, бросить что-нибудь вроде «не твое собачье дело», но я чувствую, что меня на это просто не хватит. Стоять и не падать – вот все, что я еще могу. Поэтому я отвечаю:
– Да, я.
– Отличная работа.
Ага. Я, видишь ли, гениальная художница, а бомжую так, для вдохновения.
– Жить тебе есть где? – спрашивает он.
Опаньки, неужели я его неправильно прочитала? Может, он решил меня подобрать, отвести к себе, отмыть и оттрахать?
– Джилли? – спрашивает он, когда я не отвечаю.
«Конечно, – просится у меня с языка. – Все дворы и подворотни города в моем распоряжении. Везде меня ждут с распростертыми объятиями. Живу как принцесса гребаная». Но я только качаю головой.
– Я хочу познакомить тебя с одним человеком, – говорит он.
Удивительно, как ему не противно ко мне прикасаться. Меня и саму от себя тошнит. Воняю, как ходячая помойка. А он еще знакомить меня с кем-то собрался.
– Так я арестована? – спрашиваю я опять.
Он мотает головой. Я задумываюсь о том, кто я, что ждет меня впереди, и только пожимаю плечами. Главное, он не собирается меня арестовывать, а там, глядишь, хуже не будет. Может, этот его знакомый дозу ссудит, хоть до рассвета продержусь.
– Ладно, – говорю я. – Согласна.
– Пошли, – отвечает он.
Поддерживая меня за плечи, он уводит меня прочь – так я знакомлюсь с Лу Фучери и его подружкой,
