радиацией, которое не помогло...
– Я никак не могу этого понять, – продолжала Мариса. – О ее самоубийстве писали все газеты. И даже вчера вечером в теленовостях упоминали о нем в связи с делом о наследстве.
Алан кивнул.
– Тогда почему Изабель пыталась убедить тебя в обратном?
– Вот это мне и хотелось бы узнать, – сказал Алан. – Я дошел до того, что уже не знаю, чему верить.
Роланда деликатно откашлялась:
– Может, мне следует уйти, чтобы вы сами поговорили с Изабель?
«Господи, – подумал Алан. – Что она может о нас подумать? Сначала врываемся в чужую студию, потом копаемся в чужих вещах...»
– Я могу прийти в другой раз и задать свои вопросы, – предложила Роланда.
– Нет, – покачал головой Алан. – Здесь происходит что-то очень странное, а ваш рассказ о Козетте – часть происходящего. – Алан помолчал, испытующе глядя на Роланду. – Разве вам неинтересно узнать, что за всем этим кроется?
– Да, конечно. Но мне кажется, тут нечто очень личное. Не могу отделаться от мысли, что вторгаюсь в чужую жизнь.
– Я понимаю, – кивнула Мариса. – Алан, нам пора уходить.
Алан признавал, что обе женщины правы, но не мог отказаться от попытки распутать клубок воспоминаний, возникавших каждый раз, когда он думал о Кэти и Изабель. Прошлое так сильно давило на него, что он едва мог дышать. Алан с надеждой посмотрел на письмо, желая, чтобы оно объяснило все загадки, а не вызывало новые вопросы.
Что же такое могла оставить Кэти в камере хранения автобусной станции много лет тому назад? И почему Изабель ничего ему не сказала – ни о письме, ни о посылке? Было ли это как-то связано со странным поведением Изабель во время похорон? Они все трое были тогда почти неразлучны, и Алан не мог понять причины отчуждения. И уж конечно, Изабель должна была знать, как сильно он переживал из-за смерти Кэти. Какое послание она нашла в камере хранения, что не сочла нужным с ним поделиться?
– Алан? – окликнула его Мариса.
Он кивнул и положил письмо в конверт. Еще какое-то время разглядывал знакомый почерк, наконец оставил письмо рядом с картиной.
– По-моему, студия Норы Деннис находится где-то здесь, – сказала Мариса, как только они вышли на лестничную клетку.
– Ну и что? – не понял Алан.
– Может, она видела Изабель?
– Вряд ли. Она ведь только вчера приехала.
– Мы ничего не потеряем, если спросим у нее.
Все трое спустились этажом ниже и пошли отыскивать студию Норы. Это не составило большого труда. Пройдя через холл, они заметили распахнутую дверь. Из комнаты доносилась громкая музыка, звучала ирландская народная мелодия, но в исполнении электрогитары и ударных инструментов.
«Уотербойз», – определил Алан, узнав песню. Он заглянул в комнату и на полу, в окружении россыпи акварелей, увидел Нору. Она заметила гостей, улыбнулась и встала, чтобы приглушить звук.
– Прошу прощения за разгром, – сказала Нора. – Я пытаюсь навести порядок и подготовиться к выставке. – Она осмотрелась вокруг и рассмеялась. – Что я говорю? Порядок? Всё это только мои мечты.
В отличие от студии Изабель, заваленной нераспакованным багажом, мастерская Норы выглядела словно после ужасного урагана. Алан из лучших побуждений хотел было предложить свою помощь в наведении порядка, но грандиозный объем работы вовремя заставил его отказаться от своих намерений.
– Я даже не успела с ней поговорить, – ответила Нора на вопрос об Изабель. Она провела рукой по коротким каштановым волосам, отчего они встали дыбом. – Всего час назад она была во дворе вместе с Джонни Свитграссом.
Алан вспомнил бывшего приятеля Изабель. Еще один призрак из прошлого. Но потом на память пришел портрет Джона, выполненный Изабель. А вдруг она писала портрет не с него? Вдруг Джон появился как раз благодаря картине? Но ведь и это полотно, насколько помнил Алан, тоже погибло во время пожара.
– Я не видел его уже целую вечность, – произнес он вслух. – Как он выглядит?
– А, Джонни. Он никогда не меняется. Клянусь, он словно молодеет с каждым годом, а остальные, к сожалению, стареют. Изабель, вероятно, не очень хорошо себя чувствовала. Со стороны казалось, будто она не может стоять на ногах без поддержки Джона. Я заметила их, когда они проходили через двор, но, прежде чем успела предложить помощь, они уже вышли на улицу.
Алан никак не мог выбросить из головы первые слова Норы:
Он никогда не меняется. Потому что Джон, как и Козетта, всегда будет выглядеть таким, каким изобразила его Изабель?
– Они ушли? – спросила Мариса.
