Если всё это ей приснилось, то откуда появилась сажа на руках и одежде?
Она медленно встала на ноги, вышла из рощи и посмотрела на юг. На дальнем краю острова, над верхушками деревьев к небу поднималась тонкая струйка дыма. Холод в груди усилился, казалось, сердце и легкие покрылись инеем. Изабель медленно побрела по направлению к дому; она не хотела возвращаться, но остановиться уже не могла. Вот перед ней появился луг с майским деревом, и она остановилась отдохнуть. В отсутствие людей майский шест казался неуместным. В воздухе не было ни малейшего дуновения, и разноцветные ленты бессильно повисли.
Майский шест.
Праздник костров.
Изабель вспомнила встречу с Рашкиным и его ньюменом позади амбара. Вот Рашкин требует, чтобы она отдала ему полотна, вот вкладывает ей в руку коробок со спичками.
Она тряхнула головой. Нет. Она не могла этого сделать. Даже под действием наркотика никто не мог заставить ее поджечь дом.
Изабель покинула одинокий майский шест и пошла по знакомой лесной тропинке к тому месту, где стоял дом. Она с трудом переставляла ноги, но всё же сумела добраться до края леса и остановилась на границе сада, окружавшего дом. Перед ней лежали руины. От дома остались только почерневший от сажи каменный фундамент и печная труба. Всё остальное превратилось в пепел и угли. От едкого запаха дыма резало глаза.
Вокруг не было никаких признаков мертвых ньюменов. Только ее друзья, не менее пораженные, чем сама Изабель, стояли поодаль и смотрели на развалины. От этой группы отделилась рыжеволосая фигурка и устремилась к Изабель.
– Ох,
– Я... я этого не делала, – вымолвила Изабель.
– Не делала чего? – спросила Кэти.
Изабель дрожащей рукой показала иа руины дома:
– Он пытался меня заставить, но, клянусь, я не делала этого.
– Кто пытался тебя заставить?
– Рашкин.
– Это он подмешал наркотик в пунш? – Изабель кивнула.
– Я убью этого мерзавца, – сказала Кэти. – Клянусь, я это сделаю.
Изабель молча смотрела на дымящиеся развалины. Дом всегда стоял здесь, сколько она себя помнила. Он стоял и до ее рождения, и она привыкла считать, что он останется и после ее смерти. Непостижимо, но его больше нет. Ни дома, ни ее картин.
– Картины-врата... – наконец выговорила Изабель, не отводя взгляда от лежащих перед ней обугленных обломков. Что это? Одна из балок? Резная доска над камином? – Может, кто-нибудь спас полотна?
Кэти колебалась несколько мгновений, потом ответила:
– Все были слишком одурманены, чтобы бороться с огнем. А о ньюменах знали только ты и я. К тому времени, когда я прибежала сюда, было уже слишком поздно лезть на чердак.
– Значит, они всё же погибли, – сказала Изабель. – Он добрался до них. – Она с тоской посмотрела на Кэти. – Он убил Джона.
Кэти покрепче прижала ее к себе.
– А я... Я была здесь во время пожара? – спросила Изабель.
– Я не знаю, – ответила Кэти. – Это было настоящее безумие. Все были одурманены наркотиком... – Кэти беспомощно повела плечами. – Я искала тебя, – добавила она. – Искала всё утро. Но тебя не было целую ночь, и во время пожара тоже.
Изабель повернулась и еще раз осмотрела развалины. Она так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладонь.
«Думай, – приказала она себе. – Думай скорее, не прогоняй воспоминания».
Изабель изо всех сил старалась напрячь память, но всплыли только старые факты, которые были надежно скрыты в потайных уголках сознания: Джон не бросал ее, она сама его прогнала. На нее не нападала банда подростков, ее избил Рашкин. За этими двумя фрагментами потянулась целая вереница лжи, в которой она убеждала себя в течение долгих лет и наконец поверила. Но из прошлой ночи в памяти осталось только одно: Рашкин, вкладывающий ей в руку коробок со спичками.
Может ли кто-то контролировать человека до такой степени? Неужели они заставили ее совершить это преступление?
Изабель опустила взгляд на покрытые сажей ладони и прижалась лицом к плечу Кэти. Холод, воцарившийся в груди, стал ее неотъемлемой частью, он проник во все уголки ее тела и больше никогда не исчезал.
Только спустя неделю после пожара Изабель нашла в себе силы объясниться с Рашкиным. Вдвоем с Кэти они отправились в его студию, но, как и следовало ожидать, он отрицал свое участие в этом происшествии и даже присутствие на острове. Рашкин клялся, что в ту ночь он был в Нью-Йорке, и в
