достаточно много времени, всегда можно определить, кто есть кто. Конечно, не издалека, но вблизи и во время разговора – абсолютно точно. Ошибиться невозможно.
– Ты так говоришь... – протянул Джон с сомнением.
– Это правда.
Барб смотрела на Джона с нарочитой суровостью, пока тот не согласился:
– Ну хорошо, я тебе верю. Но Биттервид и я...
– Его так зовут Биттервид? – Джон кивнул.
– Он, вероятно, считал, что обыграть твою фамилию было очень остроумно.
– Может, у него не было выбора, – предположил Джон, чувствуя непонятное смятение.
Во время разговора он поймал себя на мысли, что относится к своему двойнику с долей сочувствия. Что тот должен испытывать, если единственной причиной его появления было желание навредить другому?
– Всё равно, – продолжила Барб. – Мы с тобой знакомы уже давно. Человек с твоим лицом не был Джоном. Но даже если бы он был тобой, его поведение лишало его прав на то, зачем он пришел. Ему следовало оставить свое высокомерие за дверью.
– Но как же картина...
Барб покачала головой, как бы говоря, что Джону следовало знать ее лучше.
– Я всё время ожидала чего-то подобного, – сказала она. – Как только я поняла, что всё это правда – картины-врата, другой мир и всё прочее – и осознала, насколько важна для твоей жизни эта картина, я догадалась, что рано или поздно что-то должно произойти. Угроза исходила не только от Рашкина, но и от любого другого врага.
– Ты считаешь, что у меня так много врагов?
– Поскольку Рашкин может вызывать тебе подобных в этот мир, то врагов у тебя ровно столько, сколько существ он вызовет.
– Думаю, ты права. Но даже если ты разгадала уловку Биттервида, это не объясняет, как я оказался здесь.
– Это просто. Я написала другую картину. Скопировала полотно, при помощи которого Изабель обеспечила твой переход, а потом поверх этой картины выполнила копию своей работы.
– Значит, у меня был еще один двойник? – спросил Джон, явно расстроенный этим выводом.
Достаточно и одного Биттервида. Хотя, поскольку автором картины являлась Барб, можно было предположить, что у второго двойника не было дурных намерений в отношении его. Но Барб снова отрицательно покачала головой:
– Нет. Прежде чем начать работу, я всё обдумала. Немного потренировавшись, я обнаружила, что картину-переход можно выполнить таким образом, чтобы дверь в иной мир приоткрылась лишь чуть-чуть. Достаточно для того, чтобы ощутить влияние потустороннего мира, но не так широко, чтобы кто-то мог осуществить переход.
– Так, значит, Рашкин вместо меня...
– Получил только твое эхо, – закончила Барб. – Или лишь привкус иного мира, и ничего больше.
Джон с нескрываемым восхищением посмотрел на свою подругу. Интересно, что произошло после его исчезновения из заброшенного дома в Катакомбах? Рашкин разрезал полотно и впитал в себя дух подделки. Теперь он уверен, что Джон мертв. Вряд ли Рашкин почувствовал себя намного лучше после такого незначительного подкрепления, но он не сомневается, что уничтожил сущность Джона.
– Ты спасла мне жизнь, – произнес Джон. Барб вспыхнула от смущения и отвела взгляд:
– Так получилось само собой.
Но Джон был уверен в обратном. Барб, как и Изабель, иногда слишком скромно оценивала свои способности. Иногда он изумлялся, как каждая из них осмеливается писать картины, ведь сам факт нанесения мазков на холст подразумевает наличие здоровой самоуверенности, что никак не соответствовало поведению девушек в повседневной жизни.
Сидя рядом с ним, Барб сделала еще один глоток чаю и поставила чашку на пол. Она оперлась спиной на подлокотник дивана, подтянула колени к груди и уткнулась подбородком в сложенные руки.
– Значит, Рашкин всё же вернулся, – задумчиво произнесла она.
– Собственной персоной, – подтвердил Джон.
– А я надеялась, что он умер.
«Если бы создатель не был защищен от нападения таких, как я, – подумал Джон, – так бы и случилось».
– Пока он может питаться нами, – произнес он вслух, – он будет жить вечно.
Барб вздохнула. Джон заметил, как напряглись ее руки, и понял, что девушка вспоминает время, проведенное в мастерской Рашкина.
– Так что задумал этот подлец на сей раз? – спросила Барб.
Слушая Джона, она напряглась еще сильнее – но теперь от мысли о выпавших на долю Изабель страданиях. Джон рассказывал о том, как Рашкин появился на пороге мастерской в Катакомбах, как вдруг неожиданно выпрямился и замолчал, забыв о собеседнице. Благодаря связи с Изабель он понял, какое решение она приняла. Перед мысленным взглядом мелькнуло лезвие складного ножа у самого ее горла.
– Нет! – закричал Джон, как только нож скользнул по коже.
