– Грант слушает, – произнес он.
– Ненавижу, когда ты так отвечаешь. Почему бы не сказать «алло», как все нормальные люди?
Алан улыбнулся, узнав голос Марисы. И посмотрел на камин, над полкой которого, заставленной первыми изданиями «Ист-стрит пресс», висел автопортрет, написанный ею несколько лет назад. В тусклом свете копна светлых волос излучала собственное сияние, и эти лучи расходились во все стороны от полотна.
– Боюсь, мне никогда не удастся соответствовать твоим стандартам приличий, – ответил Алан. – В следующий раз ты потребуешь, чтобы я надевал галстук, отправляясь в постель.
– Надо подумать. Мы говорим о простом галстуке или о галстуке-бабочке? И будет ли он
Алан снова улыбнулся:
– Как ты поживаешь, Мариса?
– В данный момент я представляю тебя в одном только галстуке и пытаюсь определить, восхищает меня эта картина или путает.
– Премного благодарен тебе за беспокойство о моем чувстве собственного достоинства.
– Всегда к твоим услугам, – ответила Мариса. – Но я позвонила не только ради этого. Ты видел сегодняшний выпуск вечерних новостей?
– Маргарет Малли в сиянии славы? К сожалению, да.
Покидая здание суда, Алан вовсе не испытывал радости победы. Но всё же он должен был позволить Марисе высказать свое мнение. Идея пересмотра завещания ей абсолютно не нравилась.
– В любом случае, тебя можно поздравить, – сказала она.
– Карсон утверждает, что ее адвокат направил в суд апелляцию.
– О! В таком случае ты сможешь окончательно выиграть дело.
– Судебный запрет уже снят.
– Значит, всё хорошо?
– Это значит, что мы можем двигаться дальше и издавать сборник, как и собирались. Даже если гонорар Кэти не будет направлен в фонд, я смогу перечислить туда прибыль от продажи книг. Бог свидетель, им очень нужны деньги.
– А иллюстрации будет делать Изабель?
Алан неуверенно помолчал, но всё же решил ответить откровенно:
– На самом деле я ее еще не спрашивал.
– Алан!
– Знаешь, я не мог к ней обратиться, пока не был уверен, что книга выйдет в свет. Что, если бы она выполнила всю работу, а нам не удалось бы ее напечатать?
– Единственный человек, который мог бы с ней договориться, – это ты, – заявила Мариса. – И, сказать по правде, если откажешься, значит, ты еще глупее, чем я думала.
Алан вздохнул. Он обвел комнату взглядом и заметил, что ночные тени вплотную приблизились к оконным стеклам. Там, за окном, уже вышли на охоту призраки Уотерхауз-стрит. И почему только он один помнит прошлое? Точнее, не хочет забывать.
– Алан? Ты еще здесь?
– Я сомневаюсь, что Изабель станет со мной общаться, – наконец произнес он.
Теперь настала очередь Марисы помолчать.
– Когда ты в последний раз с ней разговаривал? – спросила она после долгой паузы.
– Во время похорон. Нет. Немного позже. Я ей позвонил, но Изабель бросила трубку.
Алан потом еще и писал ей, но письмо вернулось нераспечатанным. Адрес Изабель был перечеркнут, и на конверте появилась надпись: «Вернуть отправителю».
– Если ты не можешь с ней поговорить, – начала Мариса. – Если она не
– Потому что без ее рисунков ничего не получится. Книга будет... незавершенной. Как раз об этом говорила Кэти незадолго до смерти. Она готова была на всё, лишь бы Изабель согласилась иллюстрировать книгу. При жизни ей это не удалось, и я решил выполнить ее желание, выпустив такой сборник.
– Но ты позволил всем нам думать, что за этим проектом стоит Изабель.
– Мариса, я никогда прямо не заявлял об этом, я тебя не обманывал.
– Нет, но когда я засомневалась, подходит ли манера Изабель к книгам Кэти, ты уверил меня, что она будет рисовать иллюстрации так, как она писала раньше, до абстрактного периода.
– Только потому, что я собирался попросить ее об этом, – ответил Алан. – И я так и сделаю, когда поговорю с ней. Если поговорю.
– Хочешь, я ей позвоню?
– Нет. Я должен сделать это сам. Если Изабель согласится участвовать в проекте, нам с ней придется общаться. Это не значит, что всё будет по-прежнему... но всё же...
