давний спор было невозможно.
– Тогда позволь мне сделать вот что, – наконец сказал он, – позволь мне встретиться с Ха-кан-той и ее новым другом. Разреши мне направить их на то, что даст тебе время, в котором ты нуждаешься.
– Нет, мы должны сперва услышать, что они нам скажут, – возразила Синс-амин. – Мы ведь знаем только, что они идут к нам, но не знаем зачем.
– Я скажу тебе зачем: в их душах поселился страх.
– Ты этого не можешь знать.
– Вот здесь, – похлопал себя по груди Теп-фюл-ин, – вот здесь я чувствую, что у них на уме, какие бы слова они ни произносили.
– Посмотрим.
– Они знают, что мы к ним едем, – сказал Киеран.
Под ними плавно покачивались бока везущего их лося, его длинные мускулистые ноги ступали так же бесшумно, как и мягкие лапы двух белых волков, сопровождавших путников. Ехать на спине этого высокого животного, продвигаясь между деревьями, было необычно, но приятно. Необычно было и то, что возвращение к стойбищу квин-он-а заняло только треть того времени, которое они затратили, когда ехали из него к жилью Ха-кан-ты.
– Я не думаю, что можно являться в их стойбище без предупреждения, – сказала Ха-кан-та. – Поэтому я послала им весть, что мы едем.
– Не слишком хорошая идея, – покачал головой Киеран.
– Почему?
– Ты дала им время подготовиться.
– Ты что, не веришь квин-он-а? Это же духи леса!
– Том всегда меня предупреждал, что, если мне когда-нибудь придется иметь с ними дело, надо держать ухо востро. Нет, Канта, я им не верю. Они чего-то от нас хотят, и я боюсь – не того, на что мы рады будем согласиться.
– Может, со времен моей бабки они изменились, – сказала Ха-кан-та. – Или даже со времен отца. Раньше у них было много стойбищ. Теперь совсем мало. И они скрываются в самой глубине Иного Мира, спрятались как можно надежней от Дальнего Мира, хотя когда-то они охотились там так же спокойно, как твой собственный народ.
– Что же случилось?
Ха-кан-та вздохнула:
– Отец говорил, это потому, что они узнали, что такое смерть. Раньше их почитали все племена. Теперь же о них помним только мы – рате-вен-а, а нас становится все меньше. В твоем мире таких, как мы, наверное, всего лишь горстка. И в Ином Мире нас не больше тридцати человек. Это мало – квин-он-а такой малостью не поддержать. Им надо, чтобы в них верили. Если в них не будет веры, они зачахнут и выродятся.
– Совсем как эльфы, – сказал Киеран.
– Кто?
Но Киеран ее не слышал, вспоминая другой, давний разговор.
– Они действительно существуют? – спросил он когда-то своего наставника.
– Очень даже, – ответил Том. – Но сомневаюсь, что тебе доведется встретиться с кем-нибудь из них. Их время в этом мире кончилось, Кир, этот мир теперь принадлежит людям. Эльфы, боги язычников, гоблины – называй их как угодно – все они существуют, только пока в них верит достаточно много людей. Когда я сейчас брожу по лесу, я до сих пор слышу иногда в тишине топот копыт Кернунноса. Только когда-то этот топот напоминал раскаты грома, а теперь это едва уловимое эхо. Скоро его совсем не станет слышно. Наступит время, когда и маги и волшебники покинут наши леса. И тогда… О, тогда мир сделается унылым и грустным!
– И ничего нельзя предпринять?
Том покачал головой:
– Как бороться с неизбежным? Ты можешь себе представить, что Пан [93] разгуливает по Нью-Йорку? А Диана [94] со своей охотой проносится по Лондону? В этом мире для них больше нет места, Кир. Когда будут «цивилизованы» последние «примитивные», как мы их называем, племена, исчезнет невинность, а с нею исчезнут и остатки магии.
Такая перспектива показалась тогда Киерану очень огорчительной, хотя обо всех упомянутых Томом существах он знал лишь по рассказам своего наставника.
– Что ты так помрачнел? – улыбнулся Том. – Не огорчайся – они исчезнут только из нашего мира, но ведь разных миров множество, и для них найдутся подходящие. Один мир помещается в другом, а в том еще один, и каждый – меньше предыдущего, как китайские коробочки. В одном мире магии больше, чем в другом, а самый последний – самый волшебный.
– Что же это за мир такой?
Тут Том опять улыбнулся:
– Ну как же – это Страна Лета, Кир, Край Летних Звезд – они-то излучают всю магию, и туда магия и должна вернуться.
Киеран вспомнил, что тогда все, что объяснял Том, показалось ему чистой риторикой, набором банальностей, приправленных мифологией. Символика Юнга [95], пусть сама по себе нереальная, оказывается все еще способна давать ответы тем, кто эту символику воспринимает. Сам Киеран никогда всерьез ею не интересовался. Но теперь… Теперь он должен был
