маленьком уютном мирке в Лувре, как будто все происшедшее было просто кошмарным сном. Она раскаивалась в том, что была недостаточно настойчива там, у ворот дворца. Надо было плакать, умолять, кричать. В конце концов кто-нибудь из знакомых пришел бы ей на помощь. А теперь она одна, в этом ужасном жилище, растерянная и безутешная. Тинелла сглотнула слезы. Они принесли бы ей облегчение, но она боялась обидеть Франсуа. Он может догадаться, что плачет она не от отчаяния и злости, не оттого, что ее не пустили в Лувр, а из-за того, что находится в этой отвратительной жалкой каморке.
Словно уловив ее тревогу, Франсуа привлек девушку к себе и принялся целовать. Постепенно Тинелла почувствовала себя лучше. Она нуждалась в утешении, и поцелуи Франсуа стали для нее сладостным бальзамом. Вскоре она устыдилась своего малодушия. И позволила Франсуа целовать и ласкать себя, не оказывая сопротивления, даже когда он начал раздевать ее. Хорошо, что он не зажег единственную свечу в комнате. Она ведь никогда еще не раздевалась перед мужчиной!
Тинелла отдалась на его милость. Когда она была полностью раздета, Франсуа взял ее на руки, осторожно уложил на кровать и опустился сверху, продолжая целовать и одновременно неторопливо раздеваясь. Сбросил камзол, потом рубашку. Тинелла внимательно следила за каждым его движением. Раздевшись до конца, он прижал ее к себе. Жар его мускулистого тела, казалось, проникал через ее кожу. Тела их слились, и Тинелла, сперва робко, а затем все увереннее, начала отвечать на ласки и поцелуи, осторожно скользя ладонями по его груди и могучим плечам, прижимаясь к нему с неожиданной силой. Потом он поймал ее руки и крепко сжал их вокруг своей шеи. Чувствуя, как он проникает в самую глубину ее тела, Тинелла сначала испытала легкую боль. Но когда Франсуа стал медленно и размеренно двигаться, девушку захлестнули волны удовольствия, заставляя ее терять остатки целомудренного стыда. Она более не владела собой, все поглотило растущее неистовство наслаждения, которым Франсуа управлял с удивительным искусством. Иногда он замирал, чтобы тут же продолжить вновь. Сначала потихоньку, потом все сильнее, старясь проникнуть в нее как можно глубже, отмеряя ей удовольствие по своему желанию. Тинелле хотелось, чтобы это длилось вечно. Она принадлежала ему душой и телом. Ее сомнения испарились как по волшебству, она забыла об убогой обстановке вокруг. Целиком отдавшись наслаждению, она кусала его шею и плечи, изо всех сил сжимая в объятиях сильное тело юноши. Наконец-то она поняла, что значит любовь.
Франсуа оказался необыкновенным любовником. Когда он наконец замер в последних содроганиях, она чуть не лишилась чувств. Они лежали рядом, в полном изнеможении, расслабленные и счастливые. Тинелла положила голову на влажное от пота плечо любовника, вдыхая его запах. Его пробивающаяся щетина царапала ей лоб, но она не замечала этого. Так хорошо ей еще никогда не было. Тинелле вдруг вспомнились дворцовые служанки, с сияющими глазами рассказывавшие о своих кавалерах. Она всегда слушала их свысока. И только теперь поняла. Каким лицемерием с ее стороны было осуждать их, считать легкомысленными и доступными. Она вела себя как сварливая старая дева. Но сегодня ночью она стала женщиной.
Почти сразу же Тинелла крепко заснула. День был перенасыщен впечатлениями. Только сегодня утром она случайно встретила Франсуа в лавке еврейского торговца. Кто бы мог подумать, что уже этой ночью они станут любовниками?
Проснувшись через несколько часов блаженного глубокого сна, девушка обнаружила, что лежит в постели одна. Франсуа исчез. Как долго она спала? Неизвестно. Часов у нее не было. За окном потихоньку светало. Первые лучи солнца пробивались в комнату сквозь щели в ставнях. Тинелла не помнила, чтобы они были закрыты. Наверное, это сделал Франсуа, когда встал. Она огляделась, все еще плохо соображая со сна, и заметила, что его одежды тоже нет. Значит, Франсуа оделся и вышел. Может быть, просто пошел на кухню попить или что-нибудь съесть. Тинелла немного подождала, но он не возвращался. Тогда она начала одеваться. А жаль. Если бы Франсуа сейчас вернулся, она бы охотно вновь предалась головокружительным играм минувшей ночи. Тинелла не могла сообразить, что ей делать. А если вместо Франсуа в комнату войдет хозяйка? Что ей сказать?
Приведя себя в порядок, Тинелла уселась на краешек кровати и стала ждать. Выходить в такую рань не стоило. Да и куда ей идти? До утра ее в Лувр не пустят. Да, собственно говоря, она даже не знает, где находится, поскольку не помнит, по какой улице они сюда пришли. И кстати: почему Франсуа ушел, оставив ее одну в незнакомом доме? Куда он мог отправиться? После того как они занимались любовью, что за срочные дела у него возникли среди ночи? Да еще такой ночи, как эта, когда выходящий из дому рискует жизнью. Не самое подходящее время для прогулок, когда на улицах полно вооруженных людей. Тинелле страшновато было находиться в такой час одной неизвестно где. Но эти мысли вскоре вытеснило беспокойство за Франсуа, которому может грозить опасность. В ушах ее снова зазвучали слова королевы: «Этой ночью не покидай моих покоев». Но что она может сделать сейчас, не будучи в состоянии даже о себе самой позаботиться? После того, как она это поняла, ей ничего не оставалось, как устроиться поудобнее на кровати. Положив голову на подушку, она сама не заметила, как снова заснула.
24
Офицер Жан Лагариг, находившийся в королевском дворце, был одновременно удивлен и обеспокоен, когда около десяти часов вечера какой-то слуга передал ему, что капитан гвардейцев его величества Нансей желает видеть его у себя как можно скорее. Ни разу еще за время службы во дворце его не вызывали к командиру так поздно и никогда приказание не передавали через простого лакея. Можно подумать, речь идет не о службе, а о личных делах. Жан подумал было, что совершил какое-нибудь нарушение, о котором по беспечности забыл. Например, недостаточно почтительно приветствовал кого-то из высокопоставленных придворных, а тот пожаловался капитану. Но потом Лагариг решил, что это глупости, не стали бы его вызывать в такой час ради обыкновенного выговора. Скорее уж капитан собирается попросить его о личном одолжении или дать секретное поручение.
Жан послушно направился к капитану. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что далеко не единственный среди офицеров, кого призвали в столь неурочное время. Возле приемной капитана гвардейцев уже толпилось немало его товарищей, и продолжали прибывать все новые офицеры: одни бегом, другие просто быстрым шагом. Некоторые выглядели заспанными, видимо, их только что разбудили. На лицах других читались явные признаки беспокойства. Надо полагать, все они думали об одном и том же: с чего это их внезапно вызвали на ночь глядя, словно на тайное собрание? Должно быть, случилось что-то серьезное или, по крайней мере, очень необычное. Они обменивались недоумевающими взглядами и насмешливыми замечаниями вполголоса. Каждому из них было велено явиться быстро и незаметно.
Долго ждать не пришлось. Капитан Нансей вышел почти сразу и попросил их проследовать в просторный зал, служивший ему приемной. Как правило, он вызывал подчиненных по одному к себе в кабинет. Но сегодня, очевидно, был особый случай. Капитан намеревался говорить со всеми одновременно, а его кабинет был для этого слишком мал.
— Господа, — начал он, как только все оказались в сборе, — я пригласил вас, чтобы передать вам приказ его величества короля.
В течение почти целого часа Нансей разъяснял, что именно надлежит делать каждому из офицеров. Он сообщил, что раскрыт заговор гугенотов, намеревавшихся убить его величества короля Карла IX. Описал и жесткие меры, которые следует принять для подавления заговора и сурового наказания всех виновных. Капитан подчеркнул слово «всех». Никто из них не должен избежать справедливого возмездия. По рукам пошла копия списка с именами обреченных, и хотя напротив каждого имени стояло имя палача, он уточнил:
— Приказ непременно должен быть исполнен в точности. Ни один из мятежников, посмевших покуситься на жизнь его величества, не должен остаться в живых и тем более сбежать. В случае необходимости без колебаний идите до конца. И да не дрогнет рука тех, на кого возложено исполнение королевской воли… Пусть заговорщики, замыслившие лишить жизни нашего возлюбленного короля, понесут самое страшное из наказаний!
