Время завтрака уже прошло, а обеденное еще не наступило. Хозяин полудремал, сидя за конторкой.
При звуке открываемой и закрываемой двери он поднял голову и, увидев двух хорошо знакомых агентов, с живостью встал и пошел к ним навстречу.
— Здравствуйте, господа, — проговорил он, крепко пожимая им руки, и потом тихонько прибавил: — Разве у нас тут что-нибудь неладно?
— Пока ничего, голубчик, мы только пришли к вам за маленькой справочкой, — ответил Казнев.
— Весь к вашим услугам.
— Не знаете ли вы среди ваших почтенных клиентов некоего молодчика, носящего хорошенькое имечко Оскар Риго?
— По прозванию Весельчак, — закончил хозяин «Красной кошки». — Еще бы мне его не знать!
Казнев и Флоньи обрадовались.
— Я было совсем потерял его из виду, а недавно он появился опять и говорит, что только что вернулся из Марселя.
— А! Вот как! И что же, он ходит сюда каждый вечер?
— Нет. Два дня подряд приходил, а теперь опять запропал вместе с одним молодчиком, который приходил сюда нарочно за ним и увел его.
— С каким молодчиком?
— Сухаря знаете?
— Знаем! — ответил Флоньи. — Так он так и не показывался?
— Улетучился, как дым из трубки.
— А Сухарь?
— И он тоже.
— Что, Оскар Риго прилично выглядел?
— Да ничего себе, хотя и говорил, что не нашел денег в Африке, где пробыл носильщиком целых три года.
— В этом мы разберемся, — с громким смехом воскликнул Казнев. — Возвращение из Африки что-то очень похоже на грандиозную ложь. Не знаете ли вы, где гнездо этих перелетных пташек?
— Такие клиенты не имеют привычки оставлять своих адресов.
— Не можете ли вы по крайней мере сказать, в каком направлении они ушли отсюда?
— Теперь не могу, но если узнаю случайно, то что мне нужно будет сделать?
— Послать как можно скорее уведомление начальнику сыскной полиции. А мы пока наведаемся в «Трехцветный фонарь» на Монмартре.
Оскар Риго и Сухарь действительно исчезли несколько дней назад из «Красной кошки», не потому, что они покинули свой квартал, а потому, что возвращались домой только в самое позднее ночное время.
Носильщик продал за шестьсот франков своему хозяину кольцо, найденное в чемодане Жака Бернье, и, заполучив эти деньги, рассудил так:
— С этими деньгами мне пока можно подождать. А теперь надо разыскать любезную сестрицу.
— Уж она, наверное, переплыла через реку и перебралась на другую сторону, — уверял товарища Сухарь.
Вполне доверяя словам товарища, Оскар каждый день обходил все те заведения на левом берегу Сены, где мог рассчитывать встретить Софи.
Прогулки поневоле продолжались далеко за полночь. Но до сих пор самые добросовестные розыски обоих достойных друзей не привели ни к какому результату, кроме того, что каждую ночь, или, вернее, каждое утро, они возвращались в свои берлоги мертвецки пьяными.
Среди всех более или менее оригинальных заведений, посещаемых Оскаром Риго и Сухарем, существовало одно, которому они больше всего симпатизировали. Это была знаменитая «Сковородка».
По виду «Сковородка» ничем не привлекает внимания и не может сразу внушить отвращения…
Прежде всего вход, какой сохранился и до сих пор у некоторых виноторговцев, и окна с железными решетками, оканчивающимися копьеобразными остриями.
Блестящая конторка, обитая ярко начищенной жестью, составляла украшение главной комнаты, содержащейся в большой чистоте и уставленной несколькими рядами столов.
К общей зале примыкают два кабинета.
С виду ничего нельзя было представить себе более приличного, даже в некотором роде патриархального.
Между двумя кабинетиками находился длинный коридор, в конце которого виднелась тяжелая, массивная дверь.
За дверью располагалась площадка. Бледный свет газового рожка озарял винтовую лестницу, ведущую в такие глубокие погреба, которых вряд ли отыщется много в Париже, погреба, существующие с шестнадцатого столетия, громадные, со сводами, поддерживаемыми толстыми столбами.
Эти погреба, или, лучше сказать, подземелья, превращенные в трактирные залы, представляют зрелище поразительное и незабвенное для тех, кто когда-либо видел их наполненными толпой самых разнородных, пестрых и неприглядных посетителей.
В самой большой подвальной комнате Оскар Риго и Сухарь сидели за столом с тремя субъектами более чем подозрительной наружности.
Было около девяти часов вечера.
Они обедали сосисками и рубцами, усердно запивая эти роскошные блюда, так что были уже слегка навеселе.
Достойные собеседники играли в рамс по пять су за партию.
На другом конце стола стоял салатник с холодным сладким красным вином, в котором плавали нарезанные кружочки лимона. Какая-то женщина стояла около стола и, мешая длинной ложкой, разливала вино по стаканам.
— Рам! — произнес Оскар, обращаясь к одному из игроков. — Подавай-ка сюда твои пять кружочков, старина!
— Не плачь, — флегматично, протяжно и страшно грубым голосом ответил тот из игроков, к которому обратился Риго. — Я просил трефи, ты не дал, а последнюю взятку вдруг взял трефой! Черт побери! Жестоко ошибаешься, если воображаешь, что я буду платить тебе деньги за твои плутни.
Когда Оскар Риго находился под хмельком, он был обыкновенно крайне щепетилен в вопросах чести.
— Что такое, скотина ты эдакая? — разразился он и, что было силы, со всего размаху хватил по столу здоровенным кулачищем. — Мне послышалось, что ты назвал меня плутом?
— А тебе это обидно?
— Да, обидно!
— Ну что же делать! Все-таки получи, и сдачи не нужно. На воре-то, значит, шапка всегда горит!
Не успели раздаться эти слова, как говоривший, прозванный Певцом в насмешку над его грубым голосом, получил звонкую затрещину.
В ту же минуту стол полетел на пол вместе с салатником, картами и стаканами, наполненными вином.
Певец, хоть и несколько оглушенный ударом, от которого у него искры из глаз посыпались, мигом оправился и в свою очередь налетел на Оскара Риго.
Последний встал и ожидал врага, приняв самую воинственную позу.
Со всех сторон стали сбегаться женщины и, встав вокруг бойцов, визгливо орали:
— Потасовка! Драка! Ну-ка! Ну давай!
Завязалась битва. Удары сыпались градом.
Певец оказался слабее. Он вдруг зашатался и уже готов был упасть, как за него вступились два других
