— Ах! Черт вас побери! Уж заплатите же вы мне за все пакости, которые делаете! — воскликнул Оскар, яростно жестикулируя. — Ну что же, валяйте, обыскивайте! Я, конечно, не могу помешать вам, потому что вы сильнее, но помните: конец венчает дело, а на начало мне наплевать! Может, и я еще посмеюсь, и тогда — берегитесь, как бы вам не заплакать! Я невиновен, как новорожденный младенец, никогда не был под судом, и вдруг меня же и треплют! Неужели на свете не для всех существует справедливость?
— Вот язык-то у мерзавца! — безучастно заметил обыскивавший и стал перечислять все предметы, найденные им в карманах Риго. — Платок носовой, портмоне — ив нем триста франков золотом, потом еще монета в два франка, в пятьдесят сантимов и семь су медью; кисет табачный, тетрадочка папиросной бумаги… Все.
— Да, все, — повторил Оскар. — И вы нашли в этом разумное основание для того, чтобы арестовать честного человека?
— Ну, ну, иди, иди! — сказал сторож.
Всякое сопротивление было совершенно бесполезным, и пленник повиновался.
Оскар думал, что его отведут в общую, но когда он увидел, что его хотят ввести в отдельную камеру, то отступил назад и с изумлением воскликнул:
— Я буду здесь совершенно один?
— Разумеется, ведь тебя велено посадить в одиночку.
— Меня! В одиночку! Послушай! Да ведь это значит, что меня считают опасным преступником! Может быть, даже убийцей!
— Без замечаний! Входи, чтобы я мог закрыть тебя!
— О, канальи, мошенники!! — заорал во все горло носильщик, грозно потрясая в воздухе кулаками. Казнев шел за ним и счел необходимым вмешаться.
— Ты мой кулак знаешь, — вразумляюще обратился он к Оскару. — Так вот что я тебе скажу: пикни только, и ты снова испытаешь на себе всю его силу. И знай, что, когда мне действуют на нервы, я колочу здорово. Даже могу задушить себя, совершенно этого не желая.
Угроза разом охладила пыл Риго.
— Ладно, ладно, — пробормотал он, — терпение! Когда-нибудь еще встретимся и тогда сведем все наши счеты.
После этого он вошел, и его закрыли на двойной запор.
Светляк и Спичка отправились прямо в кабинет к начальнику сыскной полиции; но последний только что ушел из префектуры. Дело было не особенно к спеху, и поэтому агенты отложили свой рапорт до следующего дня.
На другой день, рано утром, они уже были у начальника.
— Ну, что нового? — встретил он их.
— Много нового, — ответил Казнев, — но вы, вероятно, уже получили рапорт полицейского комиссара Сорбоннского квартала?
— Относительно ареста, произведенного вчера вечером в «Сковородке» на улице Арфы? Да, я только что прочел об этом.
— Мы там были, и нам удалось арестовать очень важного человека. Этого известного негодяя Оскара Риго.
Начальник сыскной полиции не мог удержаться от восклицания, услышав это имя.
— Оскара Риго! — повторил он. — Итак, он в ваших руках?
— Он в префектуре, в одиночной камере.
— Да, это действительно отличная новость! Каким образом вам удалось захватить его?
Казнев поспешил рассказать все.
— Его обыскивали в префектуре?
— Само собой разумеется.
— И ничего не нашли подозрительного?
— Ровно ничего.
— Подходит он по приметам к тому описанию, которое сделал торговец ножами в Марселе?
— Точь-в-точь. Он, по-видимому, даже еще и не расстался с тем костюмом, который на нем был в дороге.
— Вы составили рапорт?
Казнев подал начальнику полиции рапорт. Тот пробежал его и, обращаясь к агентам, проговорил:
— Отлично! Пока что побудьте здесь, не уходите. По всей вероятности, вы понадобитесь мне.
Светляк и Спичка ушли в общую комнату, где постоянно, в ожидании приказаний, сидели полицейские агенты.
Не теряя ни минуты, начальник сыскной полиции отправился в окружной суд и пошел прямо в кабинет к судебному следователю, господину де Жеврэ.
Последний только что приехал в суд. Он очень обрадовался, узнав об аресте Оскара Риго.
— Наконец-то!! — воскликнул он. — Я допрошу его сегодня же.
Затем господин де Жеврэ приказал привезти Оскара из префектуры. Через три четверти часа несчастный носильщик, со связанными руками, входил в кабинет судебного следователя под конвоем двух полицейских.
Господин де Жеврэ пронзил взглядом арестованного в ту минуту, как он переступал порог его комнаты. Оскар был мертвенно-бледен и дрожал, как в лихорадке.
В продолжение ночи, проведенной на соломе в одиночной камере, он успел отрезветь и поразмыслить.
— Подойдите и сядьте, — произнес господин де Жеврэ.
Носильщик поспешил повиноваться и присел на кончик стула, не переставая отвешивать поклоны.
— Как вас зовут?
— Оскар Риго.
— Есть прозвище?
— Да, друзья меня прозвали Весельчаком… но, уверяю вас, в настоящую минуту мне вовсе не до смеха. Я спрашиваю себя, почему меня арестовали?
— Вы задаете себе этот вопрос серьезно?
— Да, сударь, не имея решительно ничего на своей совести…
— Событий, произошедших вчера вечером в кабаке на улице Арфы, и вашего участия в драке дикарей достаточно для объяснения вашего ареста…
— Но, господин судья, я очутился там, чтобы поесть, а на меня напали без всякой причины и повода с ножом в руках, доказательством чему может служить один из моих друзей, желавший меня защитить; его так избили, что теперь он, может быть, уже умер.
— Если нужно будет, мы еще вернемся к этому делу, — сказал господин де Жеврэ. — Теперь же нам надо заняться делом гораздо более важным.
Оскар почувствовал, как сильная дрожь пробежала по всему его телу и заледенила кровь в жилах.
«Более важным! — подумал он. — Так, верно, узнали про кольцо… вот чертовщина-то! Уж что я найду — всегда к несчастью».
— Где вы родились? — продолжал господин де Жеврэ.
— В Париже! Я чистокровный парижанин, родился на улице Жюльен-Лакруа, в Бельвиле; круглый сирота: из семьи у меня осталась только сестра, которая, по-видимому, справляет свою свадьбу, так как целую неделю я ее ищу по всем закоулкам Парижа и нигде не могу отыскать. Вот почему вчера я был в том
