— Ты знаешь Грийского?
— Поляка?
— Его самого. Как твое мнение на его счет?
— Это великолепный глазной врач. Но он стареет и поэтому страшно придерживается рутины.
— Старик и сам все отлично понимает и поэтому ищет или покупателя, или компаньона.
— Да, я знаю. Но его глазная лечебница стоит страшно дорого. Чтобы войти с ним в компанию, нужно было бы внести чистыми деньгами сумму, которая представляла бы половину стоимости всего заведения. Ну-с, а стоимость эта равняется чему-то вроде четырехсот тысяч франков. Затем барыши стали бы делиться пополам, а через пять лет он бы ушел совсем, предоставив лечебницу в полное владение своему компаньону. Это великолепное дело. Но, к несчастью, сейчас же необходима громадная сумма. Может быть, ты хочешь предложить ее мне? Это было бы очень мило!
— Тебе очень хорошо известно, что все мое богатство состоит из жалованья в триста франков в месяц.
— Однако к чему же ты заговорил со мной о каком-то предложении?
— Видишь ли, Грийский тебя знает…
— Да, я с ним встречался раза два-три.
— Он ценит тебя по достоинству и превозносил твои таланты до небес одному из моих товарищей, и прибавил, что считает тебя способным занять очень высокое положение в медицинском мире, если бы только ты согласился, или, лучше сказать, решился изменить некоторые свои привычки.
— Это необыкновенно лестно для меня. Но что же дальше?
— А вот что: ступай к Грийскому, расскажи ему откровенно о себе все, опиши свое положение, как оно есть, скажи, что ты положительно не знаешь, что предпринять. Сознайся, что ты заслуживаешь репутации игрока и пьяницы, но в то же время чувствуешь в себе силы окончательно порвать с прошлым, если только найдется человек, который протянет тебе руку помощи и даст возможность подняться с помощью честного труда. Напомни поляку те чудесные операции, которые тебе удавались, когда ты еще был в клинике у доктора Г. Одним словом, заключи свою речь таким образом: «Возьмите меня к себе в компаньоны. Если в течение трех лет я не утрою ваши доходы, мы расстанемся, и я согласен ничего не получить, кроме обычного содержания. Если же, напротив, мои намерения и желания осуществятся, вы уступите мне лечебницу, стоимость которой я оплачу в течение десяти лет». Что ты скажешь о моей идее, Анджело?
— Я нахожу ее великолепной, мой милый Аннибал, а доказательством этому служит то, что она уже и мне самому приходила в голову.
— Значит, ты последуешь моему совету?
— Я уже сделал это.
— Ты виделся с Грийским?
— Виделся.
— И сделал ему предложение?
— Чуть ли не в тех самых выражениях, в каких ты только что советовал мне.
— И что же он ответил?
— «Мне прежде всего нужны деньги. Я вполне признаю ваши достоинства, знания и таланты — они неоспоримы. Я убежден, что, взяв вас в компаньоны, я прославил бы свою лечебницу и удесятерил число своих клиентов. Но в силу особенных, чисто личных обстоятельств мне нужны теперь же чистые деньги. Я решился продать лечебницу именно ради того, чтобы иметь возможность разом получить большую сумму, совершенно отстраниться от дел и уехать».
Вот видишь ли, друг мой, он захотел денег, но деньги-то ведь все в нашей жизни. Без них ничего не достигнешь. Если желаешь счастья, надо много-много денег. Хотя это и кажется парадоксом, однако сущая правда. Когда я принимаюсь играть, я говорю про себя: как бы мне выиграть…
— И ты проигрываешь…
— Признаюсь, частенько. Чтобы выигрывать, нужны деньги, да и большие.
— Послушай, Анджело, ты ведешь скверную жизнь.
— Я того же мнения.
— Тебе не следует оставаться дольше в таком положении. Ты сам сейчас говорил, что нищета влечет за собой отчаяние, а за ним — и все дурное. Неужели мне придется когда-нибудь выручать тебя из префектуры или узнавать твое безжизненное тело в морге?
Анджело Пароли сделал беззаботный жест и выпил глоток абсента, оставшегося в стакане. Его собеседник с живостью продолжал:
— Ты падаешь духом, когда, наоборот, следует собраться со всеми силами. Ты заранее объявляешь себя побежденным, когда наступает минута главной битвы! Ты знаешь, как велика моя привязанность к тебе, моя чисто братская любовь. Мы оба итальянцы, родились во Флоренции в соседних домах и никогда не разлучались. У тебя способности лучше моих, знаний больше, и, несмотря на то, я счастлив, а ты — нет! С первого взгляда это кажется несправедливо, но ты сам — единственная причина такой несправедливости. Черт возьми! Не опускайся так! Поднимись, встряхнись! Стань человеком! Уезжай из Парижа, если надо!
Во второй раз Анджело пожал плечами.
— Уехать из Парижа, — повторил он. — К чему? Куда я поеду?
— В провинцию. Ты можешь найти место в Бордо, в Лионе или в Марселе, где не разнеслась о тебе слава как о пьянице, где ты составишь себе имя благодаря удачным операциям, на которые обращали внимание все медицинские газеты. Там ты можешь начать новую жизнь.
— Веришь ли ты в самом деле в то, что говоришь?
— Клянусь тебе!
— Может быть, ты и прав, — пробормотал Пароли.
— Да, я прав, не сомневайся. Поразмысли, любезный Анджело, и решись на что-нибудь.
— Ты забываешь, что существует непреодолимое препятствие! — сказал с горечью Пароли.
— Какое?
— Разве я могу куда-нибудь явиться в этих изношенных сапогах, в рыжей и измятой шляпе, в ветхом платье, у которого даже швы побелели? Меня выгонят за дверь, не удостоив и выслушать…
— Это препятствие можно устранить. Ты знаешь, что я экономен. Я нашел возможным отложить из моего жалованья несколько грошей. Если ты твердо решаешься, я буду рад одолжить тебе в виде займа сумму, необходимую для покупки гардероба, дорожных расходов и пропитания, в ожидании результатов хлопот…
— Да, ты благоразумен! Ты сумел устроить свою жизнь, а я — только испортил.
Аннибал продолжал:
— Если тебе не нравится Франция, почему бы тебе не отправиться в Англию, Америку или Россию?
— Я подумаю.
— Ты даешь мне слово?
— Честное слово Пароли!
— И скоро?
— Да. Ты заставляешь меня краснеть за самого себя. Несмотря ни на что, я все-таки человек неглупый, а такую жизнь могут вести только бессловесные животные. Я переменюсь. Париж отказывает мне в куске хлеба, так я буду его искать в другом месте.
— И ты откажешься от этого? — спросил Аннибал, кладя руку на стакан с несколькими каплями абсента.
— Видит Бог, без сожаления! Абсент помогает забыться, но действует очень дурно.
— Распростишься с игрой?
— Навсегда!
Аннибал схватил Анджело за руку и воскликнул:
— Прекрасные обещания! К несчастью, ты давал их много раз!
— Сознаюсь, но теперь мое решение непоколебимо. Я сдержу слово.
— Да услышит тебя Господь! Разузнай, где больше шансов на удачу, и извести меня. — И прибавил,
