над всем миром, а не влачить жалкое существование. Мне очень жаль только, что ты так долго тянул, прежде чем обратиться ко мне. С завтрашнего же дня займусь тобой самым серьезным образом.
— Неужели у тебя есть что-то на примете?
— Что ты скажешь о должности главного инженера большого завода, производящего железнодорожное оборудование?
— Я о таком и мечтать не смел.
— Так вот, я надеюсь устроить тебя на эту должность. И вот каким образом: один французский инженер-механик, сколотивший в Нью-Йорке огромное состояние, недавно вернулся в родное отечество с намерением создать здесь предприятие, подобное тому, что было у него в Соединенных Штатах. Этот инженер — мой клиент. Совсем недавно я имел счастье оказать ему весьма значительную услугу; стало быть, имею бесспорное право просить его об ответной услуге, которая, впрочем, пойдет ему только на пользу. В данный момент на берегу Сены, в Курбвуа, он ведет строительство грандиозного предприятия, и очень скоро ему понадобятся самые лучшие чертежники, слесари-механики и так далее. Уверяю тебя, этот великий изобретатель по имени Поль Арман контракт с тобой подпишет по всем правилам и в первую очередь.
— Поль Арман… — повторил Люсьен. — Неужели тот самый, что был в Нью-Йорке компаньоном Джеймса Мортимера?
— Именно он… Вижу, тебе уже приходилось о нем слышать.
— Да кто же его не знает? Ведь именно благодаря Полю Арману промышленность получила бесшумные швейные машины и точно такую же гильошировальную машину, как та, над созданием которой работал мой отец, он ведь тоже был изобретателем — об этом мне тетушка рассказывала.
— Вот и прекрасно: ты станешь правой рукой талантливого человека… — сказал Жорж.
— Ах! Друг мой, если ты сделаешь это, как смогу я выразить свою признательность?
— Полагаю, ты вполне можешь считать, что дело уже улажено; но ни слова никому о нашем разговоре и моем обещании. Положись на меня и предоставь мне действовать. Тебе известно, что ты сегодня ужинаешь с нами?
— Но… — начал было Люсьен.
— О! Никаких отговорок! — перебил Жорж. — Предупреждаю, что не приму ни одной из них, будь то хоть срочная работа.
Жорж позвонил в колокольчик. Явилась служанка.
— Еще один прибор, Мадлен, — сказал ей молодой адвокат. — И подайте на ужин еще что-нибудь, а к столь милому сердцу моего опекуна кортону добавьте пару бутылок шампанского.
Мадлен вышла, и беседа возобновилась.
— Сударь, вы только что упомянули, что ваш отец был изобретателем, — обратился Этьен Кастель к Люсьену. — Не сын ли вы того Жюля Лабру, завод которого был сожжен лет двадцать назад?
— Да, сударь; и во время пожара мой несчастный отец был убит.
— Твой отец был убит! — удивился Жорж. — Ты никогда не рассказывал мне об этой ужасной драме…
— Потому что сам о ней ничего не знал, дорогой мой Жорж. Пока я не вырос, от меня все скрывали, дабы уберечь от эмоционального потрясения. Лишь умирая, тетушка открыла мне страшную правду.
Люсьен спросил Этьена, не был ли он знаком с его отцом.
— Я никогда не видел его, но, как и все тогда, много слышал об альфорвилльской трагедии, и окруженное всеобщим уважением имя Жюля Лабру врезалось мне в память.
А про себя художник подумал: «Что за странный каприз судьбы — сделать сына убийцы лучшим другом сына жертвы!»
— Преступник был наказан? — спросил Жорж.
— Женщина, которую обвинили тогда в убийстве и поджоге, была приговорена к пожизненному заключению, — ответил Люсьен.
— Женщина? — воскликнул Жорж.
— Да… После того как все это случилось в Альфорвилле, она сбежала. И была арестована в какой-то деревушке под Парижем.
Жорж вопросительно глянул на Этьена Кастеля.
— Ты не ошибся, друг мой, — ответил на этот взгляд художник. — Это та самая женщина, о которой я тебе недавно рассказывал, именно она изображена на первом плане картины, которую я намерен тебе подарить.
— Значит, — живо заинтересовался Люсьен, — вы эту женщину видели?
— Видел и говорил с ней.
— Где же?
— В доме священника деревни Шеври, у почтенного аббата Ложье, дядюшки Жоржа.
— И что же это была за женщина?
— Красивое и сильное создание; ее лицо у всех вызывало симпатию… — ответил Этьен. — Похоже, она жестоко страдала.
— И отрицала свою вину, не так ли?
— Причем очень рьяно. Утверждала, что ни в чем не повинна, а стала жертвой невероятного стечения обстоятельств.
— Может быть, она и не лгала.
Жорж и Этьен уставились на Люсьена с интересом.
— Суд признал ее виновной… — сказал Этьен.
— Э, сударь! Разве это что-то доказывает! На каждой странице летописи человеческого правосудия вы найдете массу судебных ошибок.
— Но против нее свидетельствовало буквально все… Улик было множество.
— Улик, вы говорите, было множество? Вы, сударь, присутствовали на заседании суда?
— Да, и был очень внимателен.
— И какое у вас в результате сложилось мнение?
— Что обвиняемая вполне могла быть виновной.
— Вот именно: «
— Возможно… — призадумавшись на мгновение, сказал Этьен. — Скорее всего даже, я так бы и сделал.
Люсьен продолжал:
— Я, сударь, внимательно прочел материалы процесса… Тетушка сохранила газеты тех времен, где они были опубликованы полностью. И убежден, что обвиняемая была невиновна. К тому же и тетушка, умирая, заверила меня в том, что никогда не считала Жанну Фортье виновной, хотя все улики свидетельствовали против нее.
— А! — тихо сказал Жорж. — Значит, эту несчастную звали Жанна Фортье?
— Да, — ответил Люсьен.
Затем, обращаясь к Этьену Кастелю, спросил:
— Помните ли вы, сударь, на что она ссылалась, пытаясь защититься?
— Прекрасно помню… якобы некий мерзавец, старший мастер альфорвилльского завода, домогался ее любви и покушался на состояние вашего отца, намереваясь сбежать за пределы Франции с украденными деньгами, прихватив с собой Жанну в качестве любовницы. Этот человек — его звали Жак Гаро — написал ей, как она утверждала, письмо, являвшееся бесспорным доказательством заранее задуманного и совершенного им преступления. Но письма этого она предъявить не могла.
— Это так… — согласился Люсьен, — и тем не менее будьте уверены: письмо существовало. Вор, поджигатель и убийца — не кто иной, как старший мастер Гаро.
— Вы забываете о том, что человек этот погиб из-за своей преданности делу!
— А это ничем не доказано… Лично я не верю в то, что он действительно погиб, да и тетушка в это не верила. И я обещал себе сделать все от меня зависящее, чтобы сорвать маску с лица подлинного убийцы
