ремесел, чертежника и талантливого инженера-механика.
— Этот молодой человек ваш друг?
— Да, товарищ по коллежу; его постиг жестокий удар: отца его ограбили и убили, а воспитавшая его тетушка, которую он нежно любил, умерла; у нее не было возможности оставить ему какое-нибудь состояние. Так что ему непременно нужно работать, чтобы добыть себе средства к существованию.
— То, о чем вы просите, господин Дарье, благое дело, и я с удовольствием возьмусь оказать содействие. Ваш друг может рассчитывать на мою поддержку. Я почти что гарантирую вам успех. Отец должен вернуться в начале следующего месяца, второго числа. Пусть ваш — а теперь уже и мой — протеже приходит третьего, и мы постараемся уладить дело.
— Вы очень добры, сударыня, от души благодарен вам.
Жорж поднялся. Мэри сердечно пожала ему руку и проводила до лестницы. Молодой адвокат вернулся на улицу Бонапарта и написал Люсьену записку, сообщая о результатах своего визита. Сыну Жюля Лабру оставалось лишь ждать.
Охранник, уверенный в том, что выпустил сестру Филомену, закрыл за Жанной массивные тюремные замки. Жанна сделала несколько шагов по направлению к городу, потом пошла быстрее и вскоре исчезла в лабиринте узких темных улочек, все лавки на которых, за редким исключением, в этот ранний час были еще закрыты.
Жанна давно уже решила, что ей следует делать, если удастся сбежать. Примерно с четверть часа она шла быстро, потом замедлила шаги и огляделась. Ее внимание привлекла только что открывшаяся лавка в середине улицы. Там продавали белье, галантерею и готовое платье. Внутри горели два газовых рожка. Жанна вошла. Хозяйка, женщина средних лет, раскидывала на полках ткани.
— Что вам угодно, сестра? — спросила она.
— Мне бы хотелось купить какую-нибудь очень теплую одежду для одной бедной женщины, которую я собираюсь навестить. Она примерно моего роста.
— Сейчас покажу, сестра, кое-что, на мой взгляд, вполне подходящее. Вот: темно-серая юбка из плотного мольтона. Ничего теплее и не придумаешь.
— И цвет подходящий; я возьму ее.
— И еще нужно что-нибудь вроде кофты, да, сестра? Вот из похожей ткани.
— Заверните вместе с юбкой. А теперь еще чепчик.
Несколько мгновений спустя дело было сделано. Жанна взяла еще большой шерстяной платок, попросила завернуть все купленное в кусок саржи и расплатилась.
— Похоже, вы очень торопитесь, сестра, — сказала торговка, отсчитывая сдачу. — Наверное, спешите на парижский поезд. Он пойдет только в семь сорок три.
Затем, заглянув в окошечко над кассой, добавила:
— У вас еще четверть часа в запасе.
Жанна подумала, что из соображений элементарной осторожности нужно ее обмануть.
— Я действительно тороплюсь, но только потому, что боюсь опоздать на службу; из города я никуда не уезжаю.
И, забрав пакет и сдачу, вышла. Вдруг на глаза ей попалась распахнутая дверь, ведущая в какой-то коридор. Она бегом бросилась туда. В глубине коридора была лестница. В верхней части здания царила тишина.
В мгновение ока беглянка надела на себя только что купленные юбку и кофту; надевая чепчик, не забыла убрать под него волосы. Обвязав шею шерстяным платком, свернула платье монахини, завернула его в кусок зеленой саржи, и, взяв под мышку, вышла на улицу и направилась к вокзалу. В своем теперешнем наряде она стала похожа на деревенскую работницу. Дойдя до вокзала, Жанна услышала удар колокола и бегом бросилась в зал ожидания.
— Мне нужен билет до Парижа! — задыхаясь, обратилась она к вокзальному служащему; тот ответил, указав на одно из окошечек:
— Вон там… И поторопитесь… Поезд сейчас отойдет.
Жанна подскочила к окошечку и едва успела потом сесть в поезд: двери уже закрывали; она оказалась в купе третьего класса, где уже сидели две женщины: какая-то девушка и ее мать. Паровоз свистнул. Поезд тронулся.
Жанна размышляла. Она думала о том, как ей быть дальше, ибо прекрасно понимала, что в самом ближайшем времени о ее побеге узнают все. И не ошибалась. В центральной тюрьме санитарки очень удивились, что она не пришла, как обычно, на утреннюю уборку, и решили, что она проспала. Одна из них пошла к ней в комнату. Когда же выяснилось, что ее там нет, все подумали, что ей зачем-нибудь срочно понадобилось в контору, и стали ждать. Вернулась игуменья с монахинями; она была очень удивлена отсутствием сестры Филомены на мессе и приказала выяснить причину такого странного явления. И тогда все поняли, что произошло. Сестра Филомена по-прежнему спала чуть ли не летаргическим сном, и разбудить ее не удалось. Вместо ее одежды в комнате нашли вещи Жанны. Когда принялись расспрашивать охранника, он сказал, что выпустил из тюрьмы лишь сестру Филомену.
Стало ясно, что совершен побег. Через час весь Клермон уже знал, что приговоренная к пожизненному заключению женщина, переодевшись монахиней, гуляет теперь на свободе. Продавшая Жанне одежду торговка узнала об этом одной из первых и в порыве благородного рвения побежала докладывать кому следует. Таким образом выяснилось, что Жанна, снова переодевшись, уехала на поезде. Впрочем, за то время, что прошло с момента побега, с вокзала отправлялся лишь один поезд. Значит, беглянка уехала в Париж. Туда послали телеграмму с требованием подвергнуть тщательной проверки всех, у кого на руках билет, выданный в Клермоне. Инспектор полиции со всей поспешностью отправился на Северный вокзал. Когда полицейские показались на перроне, поезд из Клермона еще только прибывал. Но Жанна сумела ускользнуть. Все сошедшие с поезда женщины с легкостью смогли подтвердить свою личность и дружно уверяли, что не видели на клермонском вокзале какой-либо женщины, похожей на беглянку.
А произошло вот что.
На станции Крей обе ехавшие с Жанной женщины сошли, и беглянка осталась в купе одна. Минут через пять поезд вошел в туннель. Воспользовавшись темнотой, Жанна выбросила в дверь узел с одеждой сестры Филомены. Потом, услышав, что объявляют остановку в Сен-Дени, открыла дверь и быстро вышла. Служащий, стоявший на выходе с перрона, не глядя, взял у Жанны билет, и женщина спокойно прошла мимо него.
Она пустилась в дорогу пешком и меньше чем через час уже была в Париже. Заваленный снегом большой город выглядел на редкость хмуро и печально, хотя было воскресенье. Жанна, полной грудью вдыхая воздух свободы, не ощущала холода, да он нисколько и не заботил ее, а вот есть хотелось очень. Она зашла в первый попавшийся дешевенький ресторанчик и там, взяв себе еду, попыталась привести в порядок мысли, ибо с момента побега ее не оставляло своего рода опьянение. Но со всей ясностью вырисовывалась лишь одна мысль, и она решила: «Нельзя мне отдыхать, пока не узнаю, что с моими детьми. Сегодня же отправлюсь в Шеври».
Завершив свою скромную трапезу, Жанна села в омнибус и доехала до Венсенна, откуда на первом же поезде отправилась в Шеври.
«Лишь бы только меня не узнали!» — со страхом думала она.
Несчастная женщина боялась этого совершенно напрасно.
За двадцать один год она очень изменилась. Ей столько пришлось выстрадать! Она пролила столько слез! Девять лет она была сумасшедшей, к тому же ей шел уже сорок восьмой год. Для того чтобы измениться до неузнаваемости, хватило бы и половины.
Однако была все же одна вещь, которой следовало опасаться. Чтобы получить необходимые сведения, ей поневоле придется задавать вопросы, а они могут возбудить определенные подозрения. Поэтому, размышляя о своих предстоящих действиях, она решила вести себя крайне осторожно.
Поезд прибыл в Шеври.
По мере того как клермонская беглянка приближалась к дому священника, волнение ее возрастало, а
