– Каждую ночь, – продолжал Рауль, – моя жена уходит из уборной по лестнице, через сад в калитку… Надо, чтобы ты спрятался в переулке возле этой калитки на одну ночь, а если окажется необходимым, то ты будешь караулить хоть десять ночей кряду… Ты последуешь за моей женой и дашь мне точный отчет в том, что ты увидишь…
– Будет исполнено…
– Начни сегодня же.
– Прежде чем пробьет полночь, я буду на своем месте…
– Всего более необходимо, чтобы она никоим образом не могла подозревать о твоем присутствии…
– Можете быть спокойны… Я буду совершенно невидим и между тем сумею следовать за мадам как тень.
– Дай Бог, – прошептал Рауль, – чтобы мы нашли ее невинной…
На это Жак ничего не отвечал. Простой здравый смысл красноречиво говорил ему, что жена усыпляет своего мужа наркотическими средствами, наверно, не затем, чтоб совершать ночью, и так таинственно, добродетельные поступки.
– Итак, нынешней ночью… – сказал кавалер.
– Положитесь на меня, – отвечал Жак.
XXXIV. Красные кресты
Вскоре после этого разговора возвратилась Венера. Она была весела и очаровательна. Никогда с большей нежностью не обвивала она Рауля длинными, шелковыми и золотыми изгибами того пояса, который она заняла у своей мифологической соплеменницы, сладострастной богини Венеры.
«Она невинна, – думал Рауль. – Или, подобно древней сирене, обольщает меня затем, чтобы вернее погубить».
Вечером, как накануне, Рауль притворился, будто выпил херес, но вместо того плеснул его под стол. Все произошло точно таким же образом, как и в прошлые ночи.
Молодая женщина несколько позднее полуночи встала с супружеского ложа, вышла из спальни и заперла задвижкой дверь уборной. Рауль бросился смотреть и скоро увидал, как белая тень проскользнула между темных деревьев сада.
«Если Жак на своем посту, – думал Рауль, – завтра утром я узнаю все».
Прошло три часа. Потом Венера вернулась на свое место и заснула спокойным и глубоким сном возле своего мужа, который сходил с ума от тоски и бешенства.
Наконец настал день. Оставив Венеру, Рауль встал и поспешно оделся. Первое лицо, встретившееся с ним в передней, был Жак.
– Ну что? – поспешно спросил Рауль.
– Я исполнил все как мог… – отвечал камердинер.
– Ты был там?
– Был.
– Ты шел следом?
– Шел.
– И ты знаешь?..
– Знаю, куда ходит мадам каждую ночь…
– А! Наконец! – вскричал Рауль.
– Но, – продолжал Жак, – если я знаю, куда она ходит, то еще не знаю, зачем. Хотя, – прибавил он, понизив голос, – боюсь угадать…
– Объяснись.
– Если бы вы потрудились выйти со мной на минуту, мои объяснения показались бы вам яснее.
– Дай мне шляпу и шпагу, и пойдем.
Жак принес эти вещи и повел своего господина через сад к калитке, вынул из кармана ключ, вложил его в замок и отворил. Очутившись в переулке, он сказал Раулю:
– Не угодно ли вам взглянуть наверх?
Рауль поднял глаза. Липа, посаженная в саду, недалеко от калитки, простирала через стену свои ветви, от которых образовывалась густая тень почти во всю ширину переулка. На одной из этих ветвей висела веревка.
– Что это такое? – спросил Рауль.
– Это моя обсерватория…
– Что ты хочешь сказать?
– Вчера, получив приказание от вас, я пришел разведать местность… Переулок простирается направо и налево, с двух сторон идут сплошные стены, нет ни одного углубления, где бы можно было спрятаться… Я не знал, в какую сторону пойдет мадам, когда выйдет из сада, и сказал себе, что как бы я ни переодевался, очень может быть, что она пройдет мимо меня, может заметить присутствие человека в переулке, испугаться и тотчас же вернуться в отель… Это меня встревожило, и я не знал, как мне выпутаться из этого затруднительного положения, как вдруг мне пришло в голову, что ничего не может быть легче, как поместиться на стене, прямо над калиткой, и когда мадам выйдет из сада и отойдет шагов на сто, пойти за
