Посетитель между тем позвонил, дверь отворилась, и он вошел.
— Что вам угодно? — спросил лакей.
— Я хочу видеть мистрисс Дик-Торн.
— Сегодня вечером у барыни гости, и теперь она никого не принимает.
— Мне необходимо говорить с нею!
— Извините, но приказано никого не принимать.
— Понимаю, но это приказание не помешает положить вам в карман стофранковый билет и отнести мою карточку.
Лакей взял билет и карточку, поклонился и ответил:
— Я повинуюсь, но боюсь, что это бесполезно. Барыня очень устала, занята и не хочет никого видеть.
— Она сделает исключение для меня.
— Не думаю.
— А я в этом уверен. Скажите, что я непременно желаю ее видеть и что я приехал из Брюнуа.
— Приехали из Брюнуа, — повторил лакей.
Мистрисс Дик-Торн заканчивала завтрак, когда лакей, сильно обеспокоенный, открыл дверь в столовую.
— Что вам надо, Франсуа?
— Извините, барыня, но я счел долгом сообщить вам, что один посетитель непременно желает вас видеть.
— Я сказала, что никого не принимаю.
— Я передал ему это.
— Ну, так что же?
— Но он настаивает! Он передал мне свою карточку.
Клодия бросила взгляд на карточку, на которой прочла имя Фредерика Берара.
— Я его не знаю, — с нетерпением сказала она.
— Но он не хочет уходить.
— Ну, так выгоните его.
— Этот господин, — так как это господин очень приличный, — поручил мне сказать, что приехал из Брюнуа…
Эти слова мгновенно произвели свое действие на мистрисс Дик-Торн — она вздрогнула и побледнела.
Простая фраза оживила мрачное прошлое, пробудила в ее душе сильное беспокойство. Не было сомнения, что странный посетитель обладал тайной, которую она считала никому не известной.
Она встала с кресла и, приняв равнодушный вид, сказала:
— Хорошо, проведите его в маленькую гостиную, я сейчас выйду.
— Слушаюсь.
Лакей вышел, очень довольный, что не получил выговора, но еще более изумленный впечатлением, которое произвело слово «Брюнуа».
Оливия слышала весь разговор.
— Дорогая мама, — спросила она, когда лакей вышел, — знаешь ли ты, кто этот посетитель?
— Не совсем, но полагаю, что он приехал просить приглашение, пользуясь рекомендацией одной особы, которую я некогда знала в Брюнуа. Впрочем, сейчас узнаю, в чем дело. Подожди меня здесь, милочка.
Франсуа ввел герцога в маленькую гостиную, в которой в начале этого рассказа Жан Жеди прятался под кушеткой.
Перед встречей со своей бывшей любовницей, которую он не видел столько лет, сенатор испытывал сильное волнение. Он подозревал, что свидание будет бурное, и хотя решил не дать себя победить, но тем не менее пугался.
Он скрыл волнение под маской равнодушия и ждал, глядя на портрет Клодии, висевший рядом с портретом покойного Дик-Торна.
Он сидел почти спиной к полуоткрытой двери.
Прошло несколько минут. Затем легкий шум шагов по ковру и шорох шелкового платья донеслись до его слуха. Он не пошевелился и делал вид, что продолжает рассматривать портрет.
Дверь открылась, потом снова затворилась.
Герцог был бледен, как смерть.
Сделав несколько шагов по направлению к неподвижному посетителю, лица которого она не могла видеть, Клодия сказала:
— Вы желали непременно видеть меня, сударь.
Услышав голос Клодии, Жорж повернулся.
Мистрисс Дик-Торн с первого взгляда узнала его и сильно вздрогнула.
— Вы! Это вы! — прошептала она. — Впрочем, мне следовало бы догадаться.
— Да, это я, — кланяясь, ответил сенатор.
— Но почему вы явились под чужим именем?
— По очень простой причине. Я получил ваше любезное приглашение… И, рассчитывая видеть меня у себя вечером, вы, может быть, не приняли бы меня утром, а я хотел видеть вас сейчас же и даже застать врасплох.
— Застать врасплох! — повторила Клодия. — С какой целью?
— С целью избавить вас от бесполезной лжи. Во всяком случае, мы встретились, позвольте мне сесть, и поговорим как старые друзья. Если вы согласны, то скажите мне, что вы желаете сообщить относительно брака моего сына. Я готов слушать с большим любопытством и интересом.
Герцог спокойно опустился в кресло.
Мистрисс Дик-Торн, едва оправившаяся от первого волнения, села и с удивлением глядела на своего бывшего любовника. Для всякого другого Жорж, может быть, был бы неузнаваем, до такой степени изменили годы его внешность. Но, несмотря на раннюю дряхлость, — так как сенатору не было еще шестидесяти лет, — его усталые черты более чем когда-либо носили на себе отпечаток расы.
Миллионер герцог Жорж де Латур-Водье нисколько не походил на маркиза, бывшего кругом в долгах, но для Клодии он был все тем же человеком.
— Итак, Жорж, — прошептала она через несколько минут, — это все, что вы находите сказать мне после долгой разлуки?
— Мне кажется, мы оба одинаково желали этой разлуки, — ответил герцог. — Сознаюсь откровенно, я не думал о вас и полагаю со своей стороны, что и вы точно так же меня забыли.
— Может быть, вы ошибаетесь!
— Как! Вы думали обо мне? В счастливом браке, так как вы были замужем? Нельзя сказать, чтобы это было лестно для бедного Дик-Торна.
— Мои воспоминания не были воспоминаниями любви, — глухим голосом сказала Клодия.
— Тем хуже. Гораздо лучше было бы забыть ошибки молодости, на которые вы намекаете.
— Я ничего не забываю…
— Совершенно напрасно! Слишком хорошая память часто бывает опасна.
— Вы думаете, герцог?
— Я в этом убежден и желаю только, чтобы не настал день, который доказал бы вам это.
Бывшая куртизанка подняла голову и взглянула Жоржу прямо в лицо.
— Берегитесь, между нами есть неразъясненный пункт, который я считаю нужным разъяснить. В настоящее время я не Клодия Варни, любовница маркиза Жоржа де Латур-Водье. Те угрозы, которые вы делали Клодии, не могут быть опасными для мистрисс Дик-Торн, вдовы известного английского джентльмена. У мистрисс Дик-Торн есть много могущественных друзей, покровительство которых помогло
