впрочем, случается со всеми докторами, тем не менее он вздрогнул, на глаза его навернулись слезы. Не отвечая ничего умирающему — да и что мог бы он ответить, — он приложил палец к губам, чтобы заставить его замолчать.
— Что он вам говорит, доктор? — с ужасом спросила мадам Леруа.
— Ничего такого, что могло бы вас обеспокоить. Он хотел бы уснуть, и я приготовлю лекарство, которое даст ему сон. Мадемуазель Берта, дайте мне перо и бумагу.
Абель бросил на доктора признательный взгляд.
Девушка поспешно подала все требуемое.
Этьен выписал рецепт.
«Это последний, — думал он. — Бедная мать! Бедная сестра!»
Написав рецепт, он прибавил:
— Вы будете давать это лекарство по ложке каждые четверть часа до тех пор, пока больной не уснет.
— Ваше предписание будет в точности исполнено, — прошептала Берта.
Этьен повернулся к мадам Леруа.
— А вы, как вы себя чувствуете?
— Я очень слаба, — ответила она глухим голосом. — Беспокойство и горе убивают меня.
— Будьте мужественны! Хотя ваше положение несерьезно, но тем не менее оно требует тщательного лечения… а главное, спокойствия.
— Спокойствия! — с горечью повторила мадам Леруа. — Разве оно возможно для меня?
И она жестом указала на постель больного.
— К чему жить, если я должна его потерять!
— Подумайте о вашей дочери!
— Я знаю, что вы правы… Но я могу думать только о нем!
Мадам Леруа встала, взяла доктора за руку и увела в соседнюю комнату.
— Я хочу знать истину, — сказала она, когда дверь за ними закрылась. — Надеетесь вы еще или нет?
— Я скажу вам истину, — ответил доктор, не будучи в состоянии больше лгать. — Наука бессильна. В настоящую минуту жизнь Абеля в руках Бога. Он один может совершить чудо.
— А вы не можете сделать ничего?
Этьен не ответил.
Мадам Леруа страшно побледнела, ее губы полуоткрылись, как будто она хотела вскрикнуть.
— Берегитесь! — поспешно воскликнул доктор. — Берегитесь! Он услышит вас!
Этих слов было достаточно, чтобы предотвратить припадок страшного отчаяния, которого ожидал Этьен.
Анжела Леруа опустила голову, и слезы полились из ее глаз.
Доктор несколько минут с состраданием глядел на нее, затем вернулся в комнату Абеля и подошел к постели.
— До вечера, — сказал он больному.
— До вечера…
— И будьте мужественны!
Умирающий молча поднял глаза к небу.
Доктор поспешно вышел, сделав Берте знак следовать за ним, и они вышли в комнату, где мадам Леруа по-прежнему продолжала плакать.
— Доктор, — спросила девушка, машинально опираясь на плечо Этьена, чтобы не упасть, — проживет ли мой брат до завтра?
— Идите за лекарством; я буду сегодня вечером.
Берта поняла, почему доктор не ответил ей. Она закрыла лицо руками и зарыдала.
Доктор тихонько дотронулся до ее руки.
— Подумайте о вашей матери, — прошептал он, указывая на Анжелу, которая, погруженная в свою печаль, даже не замечала их присутствия.
— Это правда, — прошептала Берта. — Я должна помнить, что теперь одна должна ухаживать за нею.
— Одна? Нет! — прошептал Этьен. — Я заменю ей сына.
— Благодарю вас, доктор, за вашу дружбу и преданность, и принимаю их во имя моей матери. Я пойду за лекарством, — прибавила она, поспешно выбегая на лестницу.
Этьен сказал несколько слов мадам Леруа, которая, казалось, не слышала его, и в свою очередь спустился по лестнице.
Абель следил за уходом Берты и доктора. Подождав еще несколько минут и слыша, что входная дверь закрылась, он приподнялся и несколько раз позвал мать.
Мадам Леруа услышала его.
— Тебе надо что-нибудь, дитя мое?
— Ничего, но я хочу поговорить с тобой.
— Поговорить со мной?
— Придвинься ко мне поближе… Еще ближе… Так как мой голос очень слаб… Мне надо поговорить с тобой без сестры…
— Не утомляй себя, мой дорогой, — возразила мадам Леруа, садясь в изголовье постели. — Ты знаешь, что доктор велит тебе молчать.
— Я должен говорить с тобой… Слушай…
Он хотел начать, но сильный приступ кашля остановил его.
— Ты видишь, — прошептала Анжела.
— Не все ли равно, к тому же все уже кончено. Дай мне руку… Наклонись ко мне поближе и гляди мне в глаза…
Мадам Леруа послушно взяла руку сына и, сильно взволнованная, поглядела на него.
— Мать, выслушай меня хорошенько… без слез… но с мужеством и покорностью судьбе.
— Я слушаю! Что ты хочешь сказать?
— Я хочу приготовить тебя к большому горю.
— Абель!… Абель!…
— Не перебивай меня. Я просил тебя быть мужественной и снова прошу об этом… прошу во имя нашего отца…
При этом слове вдова вздрогнула и выпрямилась, точно от удара.
— Говори, — сказала она твердым голосом. — Во имя мученика, который был твоим отцом, я выслушаю тебя с мужеством и покорностью судьбе.
— Благодарю, такой я хотел тебя видеть в минуту, когда чувствую, что на земле для меня все кончено. Ты обещала быть твердой, держи же свое слово! Доктор может скрывать от тебя истину… но я скажу тебе ее… Я умру… и это ты должна знать… так как мы скрываем тайну… а моя сестра, до того дня, когда будет восстановлено доброе имя отца, не должна знать, что теперешнее имя не принадлежит ей.
— Говори, — проговорила вдова, снова овладев собой.
— Когда Бог призовет меня к себе, надо будет предъявить мои бумаги… И из этих бумаг обнаружится, что Абель Монетье в действительности Абель Леруа и сын Поля Леруа, казненного двадцать лет назад… Поэтому я прошу тебя, чтобы ты сама занялась этим, чтобы Берта не знала, что на нас лежит незаслуженное пятно… На могиле моего отца вырезано одно только слово «правосудие»… пусть и на моей могиле будет только мое имя Абель… Сделаешь ли ты это?…
— Да, клянусь тебе!
— Благодарю… Теперь я могу умереть спокойно… Позорная тайна будет сохранена…
— Да, сохранена, — повторила несчастная почти твердым голосом. — И до того дня, когда честное имя твоего отца будет восстановлено, — если только этот день когда-нибудь настанет, — Берта не будет знать, что ее отец умер на эшафоте за преступление, которого не совершал.
— Да, так должно быть. Мы знаем, что отец невиновен… но суд объявил его преступником, и мы не