свернет мне шею.
— Хорошо. Ваше желание будет исполнено.
— Благодарю вас, господин следователь. Вы спасаете мою жизнь.
После ухода Ландри следователь сейчас же позвал агента:
— Возьмите на себя это дело.
— Какое?
— Надо произвести арест на улице Винегрие, 21.
— Кого прикажете арестовать?
— Некоего Жана Жеди по прозвищу Соловей.
— Погодите, я знаю, кто это. Он судился уже много раз. Мы давно караулим его. У него нет никаких средств, и мы предполагали, что он ворует, но он очень ловок, и его невозможно поймать на месте преступления.
— Вы знаете его по наружности?
— О! Отлично! Это высокий малый лет сорока трех или сорока пяти, худой, как скелет.
— Возьмите с собой двух агентов и отправляйтесь.
— Сегодня же вечером он будет арестован, — ответил Жобен, кладя ордер в карман.
Он поклонился и хотел выйти.
— Еще одно слово! — воскликнул следователь. — Сделайте, пожалуйста, для меня одно дело, которое задержит вас очень ненадолго.
— К вашим услугам, сударь.
— Отвезите вот этот пакет в министерство юстиции, в отделение иностранных дел и отдайте в руки начальнику отделения. Мне сказали, что это очень важно.
— Хорошо, сударь.
Жобен вышел.
В префектуре бывший нотариус с нетерпением ожидал возвращения Ландри.
— Ну что? — спросил он, как только тот вошел.
— Дело сделано, и я убежден, что меня приговорят довольно строго, может быть, даже отдадут под надзор полиции, но, по крайней мере, этот негодяй Жан Жеди тоже будет доволен.
— Ты донес на него?
— Да, как на главного виновника кражи часов.
— Ты не говорил обо мне?
— О тебе? Зачем же? Ты не сделал мне ничего. Постарайся устроиться так, чтобы тебя поместили вместе со мной: мы повеселимся.
Два часа спустя Клод Ландри в обществе нескольких арестантов был отправлен в тюремном экипаже в дом предварительного заключения.
Он был очень доволен.
«Если тебе не удастся доказать алиби, мой милый Жан Жеди, — думал он, — то с таким прошлым тебе придется плохо».
В это время Жан Жеди нисколько не подозревал того, что замышлялось против него в префектуре.
Он вернулся домой в три часа и заснул, спрашивая себя: не заблуждается ли он относительно сходства между мистрисс Дик-Торн и женщиной из Нельи?
Квартира Жана Жеди была на пятом этаже старого дома и состояла из двух мансард, содержащихся в чистоте. Белый деревянный стол, четыре стула, кухонный шкаф и маленькая плита с тремя конфорками составляли меблировку первой комнаты. Во второй стояла железная кровать, два стула, комод орехового дерева и различные инструменты гравера. В углу помещался чемодан.
Вся обстановка принадлежала Жану Жеди.
В один прекрасный день он сказал себе:
— Такой человек, как я, не должен жить в гостинице — это слишком опасно. Приходится записывать свое имя в полицейские книги. Имея свою квартиру и умея вести себя — дело совсем другое: никто вами не занимается, вы имеете вид честного рабочего, платите в срок и обделываете свои делишки отлично.
Одна кража со взломом в окрестностях Венсена принесла Жану Жеди шестьсот франков. Вместо того чтобы истратить эти деньги на кутежи, как обыкновенно поступают ему подобные, он купил мебель и снял квартиру на улице Винегрие. Его домохозяин очень ценил его как аккуратного жильца, и все соседи считали его хорошим гравером.
В молодости Жан Жеди действительно был гравером и мог бы честно зарабатывать на жизнь, но дурные инстинкты, а еще больше — дурные знакомства сделали из него негодяя, вора и убийцу.
Отлично зная, что полиция питает некоторое уважение к людям, имеющим средства, он постоянно держал в квартире две или три доски с начатыми работами, всегда аккуратно платил за квартиру, никого не принимал у себя и никому не давал адреса, даже сообщникам. К несчастью, один раз после хорошей выпивки он изменил этому правилу, и Клод Ландри узнал его адрес.
С годами Жан Жеди нисколько не изменил своего поведения, но только его подозрительность и осторожность увеличились. Обычно он работал один, отлично зная, насколько опасно сообщничество. Он только случайно согласился принять участие в деле на улице Берлин, соблазненный большими выгодами, хотя, несмотря на это, оно внушало ему инстинктивное недоверие.
Только что пробило девять часов. Жан Жеди проснулся, встал с постели, привел в порядок свое хозяйство и оделся.
Он был одет очень прилично, он считал, что костюм рассеивает подозрения полиции.
Одеваясь, Жан Жеди сунул руку в карман костюма, который надевал накануне, и вынул алмаз и жестяную коробку с воском.
— Как можно оставлять такие вещи? — прошептал он. — Этого вполне достаточно, чтобы скомпрометировать человека.
Он подошел к камину, в глубине которого лежала куча золы, счистил ее лопаткой и, приподняв один из кирпичей, опустил коробку и резец в маленькое углубление. Затем привел все в прежнее положение и снова засыпал кирпич золой.
В последний раз осмотрев в зеркало свою прическу, он стал обдумывать, что надо сделать за день.
Больше всего ему хотелось разузнать про даму на улице Берлин.
— Я знаю, — говорил он, — что встречаются люди невероятно похожие, но это бывает очень редко. Поэтому я должен убедиться, прежде чем начать действовать. Тогда уже мне легко будет найти адрес такой важной особы, как герцог де Латур-Водье, и я узнаю, действительно ли это мой молодец из Нельи. И если, к счастью, я угадал в обоих случаях, они в моих руках, и я обеспечен.
Жан Жеди, выбритый, причесанный и тщательно одетый, вышел из квартиры и запер дверь.
Нет сомнения, что он не был особенно привлекателен, но его ни в коем случае нельзя было принять за опасного злодея.
Позавтракав в трактире у заставы Лавалет, он отправился к тому дому, где работал в прошлую ночь.
Рано утром в доме на улице Берлин кухарка вышла из мансарды и спустилась в кухню. Круглый кусок стекла, лежавший на полу, прежде всего привлек ее внимание и возбудил удивление, которое еще более увеличилось при виде отверстия в окне. Она поняла, что ночью произошло нечто необыкновенное, без сомнения, какое-нибудь преступление, может быть, даже убийство.
Она как сумасшедшая бросилась по лестнице в комнату барыни и начала стучать в дверь ее спальни.
Мистрисс Дик-Торн лежала еще в постели, но не спала. Крик служанки привел ее в беспокойство. Она поспешно встала, накинула на плечи пеньюар и отворила дверь, которую обыкновенно запирала изнутри.
