— Ну да, мама, мы ждем тебя.
И с несвойственной ему предупредительностью он схватил ее под руку, а г-жа Караван-младшая взяла свечу и стала светить им, спускаясь по лестнице задом, со ступеньки на ступеньку, как в прошлую ночь спускалась впереди мужа, тащившего мраморную доску.
Дойдя до второго этажа, она чуть не столкнулась с гостями, поднимавшимися по лестнице. Это приехали из Шарантона г-жа Бро и ее супруг.
Рослая, грузная сестра Каравана, с огромным, как при водянке, животом, отчего она ходила откинувшись назад, в ужасе широко открыла глаза и готова была бежать прочь. Муж, сапожник-социалист, мохнатый коротышка, заросший волосами до самых глаз, совершенная обезьяна, проговорил без всякого волнения:
— Это что же? Воскресла?
Как только г-жа Караван узнала их, она стала делать им знаки, затем воскликнула:
— Кого я вижу!.. Собрались к нам наконец! Какой приятный сюрприз!
Но ошеломленная г-жа Бро ничего не могла понять; она ответила вполголоса:
— Да ведь мы получили от вас телеграмму… мы думали, все кончено.
Муж, стоявший сзади, ущипнул ее, чтобы она замолчала, и добавил, лукаво улыбнувшись в свою густую бороду:
— Вы очень любезны, что пригласили нас. Как видите, мы явились сейчас же… — Он намекал на давнюю вражду между обоими семействами. Затем, поспешив навстречу старухе, которая спустилась уже на последнюю ступеньку, подошел к ней вплотную и, задевая ее щеку волосатой скулой, крикнул ей на ухо, ибо она была глуха:
— Как живем, мамаша? По-прежнему здоровы, а?
Госпожа Бро, которая все еще не могла опомниться, видя, что та, кого она считала мертвой, живехонька как ни в чем не бывало, не решалась даже поцеловать ее и стояла, точно копна, загораживая всем дорогу своим огромным животом.
Старуха, не проронив ни слова, подозрительно и беспокойно оглядывала стоявших перед ней, задерживая то на одном, то на другом жесткий и пытливый взгляд своих маленьких серых глазок, в котором явно можно было прочесть ее мысли и который смущал все семейство.
Наконец Караван, желая как-то объяснить происшедшее, сказал:
— Она тут прихворнула у нас, но теперь поправилась, совсем поправилась, верно, мамаша?
Тогда старуха, снова двинувшись в путь, ответила, словно издалека, надтреснутым голосом:
— Со мной обморок был. Я каждое ваше слово слышала.
Наступило неловкое молчание. Дошли до столовой; все сели за стол и принялись за обед, который кое- как приготовили на скорую руку.
Только Бро не терял привычного апломба. Он гримасничал, отчего еще больше напоминал злую гориллу, и отпускал двусмысленности, от которых всем становилось неловко.
В передней то и дело звякал колокольчик; растерянная Розали прибегала за Караваном, и он выскакивал из-за стола, срывая с себя салфетку. Его свояк даже полюбопытствовал, не приемный ли день у них сегодня. Караван пробормотал:
— Да нет… просто разные дела.
Наконец принесли какой-то пакет. Караван неосмотрительно вскрыл его, и оттуда посыпались заказанные им извещения о смерти с черной каймой. Тогда, вспыхнув до ушей, он снова вложил их в конверт и сунул в карман жилета.
Мать не видела этого; она не сводила глаз с часов на камине, маятник которых в виде позолоченного шарика тихонько покачивался среди леденящего молчания. Общее смущение все росло.
Но вот старуха обратила к дочери сморщенное лицо ведьмы, в ее глазах блеснуло какое-то ехидное лукавство, и она заявила:
— Привезешь ко мне в понедельник свою дочку, хочу повидать ее.
Лицо г-жи Бро просияло, и она торопливо крикнула:
— Хорошо, мамаша.
А г-жа Караван-младшая побелела, ей чуть не стало дурно.
Мужчины понемногу разговорились; из-за какого-то пустяка между ними вспыхнул спор о политике. Бро, сочувствовавший революционным и коммунистическим теориям, яростно кричал, и его глаза пылали на волосатом лице:
— Собственность, милостивый государь, это грабеж, обкрадывание трудящихся; земля принадлежит всем, а разные эти там наследства — позор и подлость!..
Но вдруг он осекся, сконфузившись, как человек, только что сказавший глупость, а затем добавил более миролюбиво:
— Ну, да сейчас не время спорить на этот счет.
Дверь открылась; на пороге появился доктор Шене. На миг он оцепенел, затем быстро овладел собой и развязно подошел к старухе.
— А… а… молодец мамаша! Нынче все в порядке? Да, я так и знал! Поднимаюсь к вам по лестнице и думаю: «Пари держу, что наша старушка уже на ногах». — И, тихонько похлопав ее по спине, добавил: — О… о, она крепкая, как дуб, всех нас переживет, вот увидите.
Он уселся, взял предложенную ему чашку кофе и сейчас же вмешался в разговор обоих мужчин, поддерживая Бро, так как сам был когда-то замешан в деле Коммуны.
Скоро старуха, почувствовав усталость, захотела встать, и Караван бросился помогать ей; тогда она, глядя ему прямо в глаза, проговорила:
— Изволь сейчас же перенести ко мне в комнату мой комод и мои часы, слышишь?
— Сейчас, сейчас, мамаша.
А она, взяв под руку дочь, удалилась.
Супруги Караван застыли на месте, пораженные, онемевшие, словно над ними разразилась ужасная катастрофа, между тем как Бро потирал руки и с наслаждением прихлебывал кофе.
Вдруг г-жа Караван в ярости бросилась на свояка и проревела:
— Вор, негодяй, мошенник!.. В рожу я тебе наплюю… Я тебя… я тебя…
Задыхаясь, она не находила слов, а он, посмеиваясь, продолжал спокойно пить кофе.
Как раз в это время возвратилась его жена; она ринулась на золовку, и обе женщины — одна грузная, с грозно торчащим животом, другая тощая, перекошенная от злости, не своим голосом стали выкрикивать ругательства, выливать друг на друга целые ушаты грязи.
Шене и Бро вмешались, и сапожник, схватив свою половину за плечи, вытолкал ее из комнаты, крича:
— Ступай, ступай, ослица, довольно орать!
И с улицы еще долго доносилась, затихая, их перебранка.
Ушел и Шене.
Супруги Караван остались одни.
Тогда муж рухнул на стул и, обливаясь холодным потом, пролепетал:
— А что ж я теперь начальнику-то скажу?
ИСТОРИЯ ДЕРЕВЕНСКОЙ СЛУЖАНКИ
Погода была прекрасная, на ферме раньше обычного отобедали, и весь народ ушел в поле.
Роза, жившая в работницах, осталась одна на кухне, где в очаге под котлом с горячей водой еще тлели последние угли. Время от времени она черпала воду из котла и не спеша мыла посуду, отрываясь от работы, чтобы поглядеть на два светлых квадрата, которые солнце сквозь окно отбрасывало на стол и в которых
