поговорить друг с другом, эти колючие взгляды официантов…
Ксавье не пытался успокоить Доминик. Он знал, что ее раздражение пройдет само собой, когда на столике появится заказанный томатный сок.
И не ошибся. Через несколько минут рассерженная мадемуазель Анисе действительно успокоилась и на какое-то время отвлеклась от своих нерадостных мыслей.
— О, томатный сок! Так вы что, помните, что я люблю? — Она бросила на него лукавый взгляд.
— Конечно. А почему это вас удивляет? Разве я не похож на человека, способного запомнить такой пустяк?
— Но этот «пустяк» мне многое говорит о вас, уважаемый господин Парада.
Ксавье наслаждался временным затишьем, с любовью глядя на Доминик. Я правильно поступил, что не прореагировал на ее жалобы и упреки. Она просто старалась спровоцировать меня на откровенный разговор, подумал он. Ксавье нагнулся к ней, вдохнул запах ее духов и почувствовал, как у него закружилась голова.
Отчаяние снова охватило Доминик, и она с удвоенной силой обрушилась на молодого человека:
— Нет, вы мне скажите, почему не хотите прийти ко мне в гости? Мои родители вас не съедят. Они давно предоставили мне полную свободу. Я сама решаю все свои проблемы. Ну, так что? Решаетесь?
Ксавье улыбнулся, но не ответил. В гневе она была прекрасна. Ему страстно захотелось коснуться ее нежной щеки ладонью, заглянуть в бездонные глаза и поцеловать Доминик так, чтобы она больше не мучила его вопросами.
— Мне почему-то кажется, Доминик, что девушки, подобные вам, созданы исключительно для того, чтобы все ими любовались, а вовсе не для того, чтобы морочить голову бесконечными разговорами.
Она пожала плечами.
— Вы такой же, как все мужчины. Лишь хорошенькая мордашка способна возбудить ваше скудное воображение, но если женщина обладает только умом, то она всегда остается вами незамеченной. Что, не правда? То-то и оно… Впрочем, лучше я вам вот что скажу: мне не нравится ваш галстук, он вам совсем не идет…
Ксавье мало беспокоила эта деталь его туалета, но он обиделся. Эта девчонка явно пытается его уколоть, сделать больно. Скорее всего, он что-то не понял в ее отношении к нему, чем-то разозлил. А вот это плохо. Ведь он только и думал, как договориться с ней о новой встрече, понимая, что она скажет, что ей надоели эти однообразные свидания в скучных кафе, похожие одно на другое. А ему не надоели? Нет, надо уговорить ее вновь встретиться…
Он не мог отвести свой алчный взгляд от ослепительно белой ткани ее блузки, просвечивающей в косых лучах уже заходящего солнца. Там, за этим легким покровом, соблазнительно вырисовывались крепкие груди, которые в экзальтированном воображении сами собой бесстыдно подавались вперед и выпячивались все сильнее и сильнее, точно требуя ласки его горячих ладоней.
Доминик решила, что партия ее проиграна. Ей показалось, что Ксавье утомлен — он стал таким уступчивым, готовым сразу же согласиться с каждым ее словом. У нее не хватило духу высказать в его адрес все те резкие слова, которые крутились у нее в голове. Да если она и решилась бы произнести вслух то, о чем думала минуту назад, вряд ли это произвело бы на него сильное впечатление.
Казалось, будто он, сидя сейчас за столиком рядом с ней, вместе с тем находится где-то очень далеко, восторженно наблюдая за происходящим со стороны. Она же в эти минуты не испытывала к нему ни любви ни ненависти.
Ей предстояло вскоре отправиться в Сентонж, где ее родители собирались открыть новое предприятие, и теперь она старалась представить себе выражение лица молодого человека после того, как сообщит ему эту неожиданную для него новость. Конечно, если бы она не захотела, то не поехала, но у нее не возникло даже мысли о том, чтобы изменить намеченные планы.
Напротив, ей очень хотелось сообщить Ксавье о своем скором отъезде, с каким-то несвойственным ей злорадством увидеть его реакцию. Он должен огорчиться, узнав об этом, думала она, с интересом глядя ему в лицо, однако в самый последний момент перед тем, как произнести эти слова, она все же смягчилась, решив, что таким образом может обидеть молодого человека. Он мне нравится, этот парень, решила Доминик, глядя на Ксавье своими большими голубыми глазами. Он похож на маленького медвежонка, которого я в детстве прятала у себя под одеялом, когда ложилась спать. Я была такая дурочка, что боялась, как бы он не простудился и не заболел.
— Кстати, Ксавье, я должна сказать…
Она неожиданно остановилась на середине фразы, почувствовав, что не решается закончить ее.
— О чем же вы собираетесь меня уведомить? — спросил он.
— Я скажу вам об этом, когда буду уходить.
— Да? Даже так? А вы не боитесь, что я умру от любопытства?
— Думаю, вы выдержите.
Что это? Угроза? — подумал он. В его душе зародилось смутное беспокойство из-за неизвестности, которая таилась в ее словах, однако он попытался скрыть свое волнение, сохраняя обычный спокойный и уверенный вид.
Ксавье решил выпить еще одну рюмочку коньяка и через некоторое время почувствовал, что захмелел. Теперь он курил одну сигарету за другой.
Доминик смотрела на него сочувственным взглядом. Как трудно любить! — думала она. Ведь нужно самой принимать решения, здесь никто не поможет. Она только теперь начинала догадываться о тех жертвах, которые требовала от нее настоящая любовь. Внутренне Доминик уже подготовила себя и даже решила расстаться с девственностью, с этим непреодолимым для многих девушек барьером. Пассивное созерцание друга стало для нее просто невыносимым. Она была вынуждена либо признаться в любви, либо принять твердое решение никогда больше не встречаться с Ксавье.
— Правда ли, Доминик, что в холодную погоду женщины мерзнут меньше, чем мужчины?
Девушка очнулась и не сразу нашлась что ответить ему на такой странный вопрос. В ее памяти всплыл один случай, когда она с приятелем однажды осенью возвращалась домой из кино. На улице было уже прохладно, но ее спутник специально старался идти как можно медленнее, чтобы потом при расставании около подъезда прижать ее к себе и согреть в своих крепких объятиях.
Доминик хотела рассказать Ксавье эту историю, но тут увидела, что он заказал новую порцию коньяка, и поняла, что ей не удастся ни о чем договориться с Ксавье. Ее слова теперь не доходили до него. Он как будто замкнулся в себе, а у нее не было сил вновь заинтересовать его.
К тому же ей пора возвращаться. День подходил к концу, а сегодняшняя встреча оставила у нее лишь чувство горького разочарования. Она встала из-за стола.
— Ну вот, Ксавье, я оставляю вас на какое-то время. Через две недели я отправляюсь в Сентонж. Не думаю, что вы захотите составить мне компанию. Я очень надеялась на эту последнюю встречу, но вы разрушили все мои мечты своим безразличием и молчанием… До свидания. Если у вас появится желание, напишите мне о том, как проводите время, я очень люблю получать письма. Напишете?
Она протянула ему руку.
Ксавье растерялся и схватил ее за запястье. От неожиданности он сильно побледнел, и выражение лица у него стало как у ребенка, у которого отняли игрушку. Теперь он тщетно пытался удержать Доминик. Отчаяние охватило его.
— Вам действительно надо отдохнуть, Доминик, и сменить городскую суматоху на шум дубрав. Париж летом — это ад.
Он понимал всю бессмысленность своих слов, которые теперь ничего не значили, но все же пытался продлить и как-то сгладить неприятный момент расставания. В его душе еще теплилась слабая надежда на то, что можно что-то изменить и исправить. То высокое и прекрасное чувство, которое он испытывал к Доминик, не было капризом, проходящим с окончанием летнего сезона. Ксавье не желал расставаться с ней. За все то время, что они провели вместе, она стала ему очень близкой и дорогой, и теперь он очень боялся потерять ее.
Он грустно улыбнулся.
— Доминик, я хотел бы вас проводить.
