Назидательным тоном, подобным тому, каким учитель рассказывает урок, он с упорством мула подбирал все новые и новые слова к знакомой песенке.
Случайно бросив взгляд на молчавший телефон, Ксавье вдруг ощутил необъяснимую тягость и разозлился на себя. Его опять охватило горькое чувство одиночества, которого он так боялся. Он улегся на диван и закурил сигарету, шестую за это утро. Закрыв глаза, Ксавье представил себе большие красные и синие цветы на платье Доминик, в котором он видел ее несколько раз.
Ему захотелось напиться. Если бы он не поленился встать и отыскать рубашку, то, вероятно, сидел бы сейчас в какой-нибудь пивной. Он испытывал потребность забыться и перестать мучить себя бесконечными бесплодными раздумьями о своей неудавшейся любви, хотелось просто смеяться и поделиться своей болью со случайным знакомым за кружкой пива.
Образ Доминик то притягивал, то раздражал его. Она возвращалась к нему вновь и вновь. Мадемуазель Анисе крепко держала его сердце своими маленькими нежными ручками, он попался в расставленные ею сети. Эх, если бы можно было плюнуть и забыть все на свете…
Ксавье затушил сигарету и растянулся на диване, заложив руки под голову. Читать не хотелось. Оставалось только ждать и надеяться…
9
По мере того как Доминик и Ксавье удалялись от Триумфальной арки, прохожие встречались все реже и реже.
Взявшись за руки, они медленно шли мимо сада Тюильри, любуясь ковром красных цветов, ярко освещенных солнцем. Солнечные лучи скользили по блестящим стеклам автомобилей, оконным переплетам зданий и, пронизывая зеленую крону деревьев, отражались на уличных фонарях и витринах газетных киосков.
— Вы придете ко мне ужинать после моего возвращения из Шаранта? — спросила Доминик и отвела рукой волосы со лба.
Ксавье ни минуты не колебался с ответом. Он сказал «да» так быстро, что ему самому стало неловко за столь быстрый ответ, как будто он только и ждал этого предложения. Поэтому Ксавье засмеялся и постарался отшутиться:
— После вашего возвращения я целиком и полностью буду принадлежать вам, вы не возражаете?
В то время как он страдал от мысли, что Доминик навсегда покинула его, она сама ему позвонила. Как ни в чем не бывало, игривая и жизнерадостная, Доминик притворно укоризненным тоном спросила, куда это он пропал и почему не дает о себе знать.
Ее звонок оказался для него настолько неожиданным, что Ксавье даже не нашелся что ответить на такой несправедливый упрек. А рассказать девушке о том, какое он пережил ужасное время, тщетно пытаясь дождаться, когда же она позвонит, у него не хватило смелости. Ведь он думал, что она специально не поднимает трубку, когда он набирал номер ее телефона, чтобы проверить его чувства.
Они договорились о встрече и вот теперь неторопливо шли по тихим парижским улицам. В эти прекрасные минуты Доминик испытывала сильное желание признаться Ксавье в своей искренней любви и сказать банальную, но многозначащую фразу: «Я люблю вас. Я люблю вас и хочу быть с вами всегда». Но она молчала.
Ксавье наконец нарушил молчание. Следуя правилам хорошего тона, он сказал:
— Доминик, у вас очень красивые волосы. Просто потрясающие. Они напоминают мне гриву монгольских пони…
Они заходили во все ювелирные магазины, которые попадались им по пути, и рассматривали витрины. Это очень удивляло Доминик — не в привычке мужчин интересоваться подобными вещами. Около одной из таких витрин, залюбовавшись золотыми обручальными кольцами и перстнями с прекрасно ограненными бриллиантами, изумрудами, рубинами и топазами, Ксавье мечтательно произнес:
— Если бы я решил жениться, то обязательно подарил бы своей невесте вот такое кольцо с голубым камнем. Оно бесподобно. У женщин от природы нежные руки, но красивые украшения делают их божественными.
Она задумалась над его словами, тронутая намеком на ее красивые пальцы, и над тем, что он все же, может быть, любит ее и, возможно, мечтает на ней жениться.
В разговоре Ксавье неожиданно вернулся к теме ее отъезда. Он жил в Монроже, а это совсем рядом с ней. Они могли бы вместе проводить свободное время, что спасло бы их обоих от скуки. Очевидно, ему не следовало употреблять слово «скука», потому что Доминик сразу же стала жаловаться на свое подавленное настроение и усталость, а также на намерение родителей взять ее с собой в Швейцарию. Она ненавидела эту страну, изобилующую сыром и молоком, ей не нравились чопорные храмы и разукрашенные домики, выстроившиеся в ряд вдоль безлюдных дорог. В этом захолустье, по ее мнению, можно было умереть от тоски. Она пожаловалась ему даже на двери вагона, закрывающиеся с ужасным стуком, и на скрипящие и стонущие вагонные сцепления, раздражавшие ее своим шумом при малейшем толчке.
Выслушав все эти жалобы, Ксавье снова заговорил о возможности их загородной встречи. Он напомнил ей ее обещание, которое она случайно дала в самый первый день их знакомства, — зайти как- нибудь к нему в Монрож на чашечку чая. Доминик легко, с улыбкой согласилась, но мысли ее витали сейчас далеко-далеко, носились в облаках над Парижем, который в эти минуты представлялся ей самым прекрасным городом в мире.
Наступивший вечер, казалось, был насыщен чувственностью. На улицах появились девушки легкого поведения с их настойчивыми, оценивающими взглядами, крепко пахнущие сильными восхитительными духами, вызывающими гамму сладостных ощущений. Прогуливались щегольского вида мужчины в плотно облегающих брюках. Дробный стук женских каблучков, ожидание взгляда, намек на приглашающий жест — все способствовало быстрому достижению взаимного согласия.
Ксавье взял Доминик под руку, скорее для того, чтобы соразмерить свои широкие шаги с ее ходьбой, нежели с целью выразить ей нежные чувства. Она посмотрела на него удивленно и взволнованно. По ее телу пробежала легкая дрожь. Вероятно, это было неосознанное желание, приводившее ее в непривычный трепет от прикосновения к его телу.
На мгновение она представила себя на брачном ложе прикорнувшей возле крепкого мужского плеча. Об этом свойственно мечтать всякой женщине, ища, с одной стороны, поддержку и защиту, а с другой — изящно предлагая себя.
Теперь они шли по более мрачным улицам, толпа рассеялась, и только изредка попадались одинокие прохожие. Ксавье и Доминик думали каждый о своем. Она снова почувствовала, что он всего лишь «увлекшийся» ею молодой человек, тянувшийся к ней, как к яркому красивому цветку. Он представлялся ей загадочным, взрослым мужчиной, суровым и где-то даже немного чопорным.
Безусловно, он явно неравнодушен к ней, но не может открыто об этом сказать, что-то мешает ему признаться в своем чувстве. А она так жаждала его любви! Была готова лечь с ним в постель и не отпускать до самого утра, если он, конечно, решился бы прийти к ней в гости. Она влюблена в него по уши и никогда бы не решилась с ним расстаться, если только он не превратил бы ее жизнь в ад. Ей хотелось прижать его голову к своей груди, приголубить как маленького ребенка, согреть своим теплом, опалить поцелуем, чтобы он оттаял. Она мечтала, чтобы у него появился к ней интерес как к женщине. Нужно встряхнуть его и найти
