Общество спектакля

Сикстинской капеллы. Вот почему фрески Микеланджело теперь должны будут приобрести оживленные цвета из мультфильма, а подлинная мебель Версаля обрести столь живой блеск позолоты, что скорее будет напоминать поддельную меблировку эпохи Людовика XIV, за большие деньги импортированную в Техас.

Суждения Фейербаха о том, что его время предпочитало «образ — вещи, копию — оригиналу, представление — реальности», полностью подтвердилось эпохой спектакля, причем во многих областях, в которых XIX век еще хотел оставаться в стороне от того, что было заложено в его глубинной природе, — от капиталистического промышленного производства. Так, например, буржуазия многое сделала для распространения строгого духа музея, подлинного предмета, конкретной исторической критики, аутентичного документа. Но сегодня поддельное повсюду стремится заменить истинное. В этой связи оказывается весьма кстати, что загрязнение воздуха автомобильным транспортом вынуждает заменять пластиковыми копиями лошадей в Марли или римские статуи с порталов Св. Трофима. В итоге все это будет еще красивее, чем прежде, и более подходящим для туристских фотографий.

Несомненно, кульминационным пунктом здесь является смехотворная китайская бюрократическая подделка огромных статуй гигантской промышленной армии Первого императора, когда столько путешествующих государственных мужей было приглашено полюбоваться на них in situ. Следовательно, раз уж над ними столь жестоко посмеялись, все это свидетельствует о том, что никто среди массы советников не располагал ни одним человеком, знавшим историю искусства в Китае или за его пределами. Впрочем, известно, что программа их обучения была совершенно иной: «Компьютер Вашего Величества не был об этом проинформирован». Все это констатация того, что теперь впервые можно управлять без всяких художественных знаний и без малейшего ощущения подлинного или невозможного, которого, одного, оказалось бы достаточно, чтобы догадаться, что все эти наивные простофили от экономики и менеджмента, вероятно, приведут мир к какой-то огромной катастрофе, если их действительная практика им уже этого не продемонстрировала.

XVIII

Наше общество строится на тайне, начиная с «обществ-экранов», оберегающих от всякого света сосредоточенные блага собственников, и заканчивая «защитой тайны», которая покрывает сегодня огромную область полной свободы, неподсудной государству, — начиная с тайн, зачастую ужасных, фабрикации нищеты, скрывающихся за сферой публичности, и заканчивая проекциями вариантов экстраполируемого будущего, господство над которыми разбирает только наиболее вероятные подходы к тому, что, по его утверждению, вовсе никоим образом не существует, — просто перебирая разные варианты ответов, которые оно чудесным образом принесет. По этому поводу можно сделать некоторые наблюдения.

Всегда существует очень большое число мест, как в больших городах, так и в некоторых заповедных пространствах сельской местности, которые являются недоступными, то есть охраняемыми и во всех отношениях защищаемыми; места эти располагаются вне досягаемости невинного любопытства и надежно укрыты от шпионажа. Не будучи в собственном смысле военизированными, они на военный манер располагаются за пределами всякой возможности контроля со стороны жителей, прохожих или даже полиции, уже давно уразумевшей, что ее функции оказались сведенными только к надзору и к подавлению самых банальных правонарушений. Именно потому, например, когда в Италии Альдо Моро оказался пленником «Potere Due», его содержали не в здании, более или менее трудно находимом, но просто- напросто в здании, в которое трудно было проникнуть.

Всегда существует большое число людей, обученных тайным действиям, натренированных и проинструктированных только для этого. Это, во-первых, особые подразделения людей, вооруженных секретными архивами, то есть секретными наблюдениями и анализами. Во-вторых, это группы людей, вооруженных различными технологиями для извлечения выгоды и манипулирования этими тайными делами. И, наконец, третьи: когда речь заходит о действующих подразделениях этих групп, они равным образом могут быть оснащены иными возможностями упрощения рассматриваемых проблем.

Пока эти люди, специализирующиеся на наблюдении и влиянии, получают в свое распоряжение все большие средства, они с каждым годом встречают все более благоприятные обстоятельства для своей деятельности. Например, когда новые условия общества включенной театрализации вынудили, по существу, всякую направленную против него критику превратиться в подпольную. Не потому, что она сама вынуждена скрываться, но потому, что ее скрывает давящая мизансцена развлекающей мысли тех, в чьи обязанности, однако, входит надзор за этой критикой и по необходимости ее опровержение, эти люди, в конце концов, получили возможность использовать против нее традиционные приемы, выработанные в подпольной среде: провокацию, проникновение, а также различные формы вытеснения подлинной критики ради критики поддельной, которая вследствие этого сможет занять ее место. Неопределенность возрастает по любому поводу, когда общая лживость спектакля обогащается возможностью прибегать к тысяче частных обманов. О необъяснимом преступлении может говориться как о самоубийстве, как в тюрьме, так и на воле, а нарушение логики допускает расследования и судебные процессы, которые прямо граничат с бредом и часто с самого начала фальсифицируются при помощи неправомерных аутопсий, практикуемых независимыми экспертами.

Уже давно все привыкли наблюдать, как повсюду наскоро проводятся казни над разного рода людьми. Известные террористы, или те, кого таковыми считают, открыто уничтожаются явно террористическим образом. Моссад издали убивает членов Абу Джихада, английская САС — ирландцев, или параллельная полиция ГАЛ — басков. Те, чье убийство заказывают предполагаемым террористам, сами избираются не без основания, но, в общем-то, невозможно быть уверенным, что эти основания известны. Можно знать, что вокзал в Болонье был взорван ради того, чтобы Италия продолжала быть хорошо управляемой, и то, что такое «эскадроны смерти» в Бразилии, и то, что мафия может поджечь отель в Соединенных Штатах, чтобы поддержать рэкет. Но как узнать, чему по существу могли служить «безумные брабантские убийцы»? Ведь трудно применять принцип «Cui prodest?» в мире, где столько действующих интересов столь хорошо сокрыты. Выходит, под покровом интегрированной театрализации люди живут и умирают в точке пересечения огромного числа тайн.

Полицейско-информационные слухи в одно мгновение или, что еще хуже, после трех- или четырехкратного повторения наделяются неоспоримой весомостью вековых исторических доказательств. Сообразно сказочной власти сегодняшнего спектакля, исчезнувшие без звука странные персонажи появляются вновь, подобно призракам, чье возвращение всегда сможет быть вычислено, воскрешено в памяти и доказано через самое простое «говорят» специалистов. Эти мертвецы, что не были по всем правилам захоронены спектаклем, находятся где-то между Ахероном и Летой, где им полагается спать в ожидании того, что их соблаговолят разбудить: и вновь сошедшего с гор террориста, и вернувшегося с моря пирата, и вора, у которого больше нет потребности воровать.

Итак, повсюду организуется неопределенность. Очень часто защита господства проводится путем ложных атак, чья трактовка в средствах массовой информации заставит потерять из виду саму операцию: таков странный переворот Техеро и его штатской охраны в Кортесах в 1981 году, чье поражение должно было скрыть другой pronunciamiento — государственный переворот, более современный, то есть замаскированный, а он-то и имел успех. В равной степени наблюдаемая неудача диверсии, организованной французскими спецслужбами в 1985 году в Новой Зеландии, все же может рассматриваться как военная хитрость, чье назначение, возможно, заключалось в том, чтобы отвлечь внимание от многочисленных новых ролей этих служб, заставляя уверовать в их карикатурную недееспособность как в выборе целей, так и в способах исполнения. И тем более вероятно, что то, что почти повсюду было расценено как геологическая разведка нефтяных месторождений в недрах города Па-ража, шумно проводившаяся осенью 1986 года, не имело иных серьезных намерений, кроме установления точки, до которой могли дойти отупение и степень покорности жителей, — демонстрируя им так называемые изыскания, в экономическом плане абсолютно безумные.

Власть стала до того загадочной, что после дела о нелегальных поставках оружия Ирану через администрацию президента Соединенных Штатов можно спросить себя, кто же по-настоящему управляет Соединенными Штатами — самой сильной державой мира, называемого демократическим? И стало быть — что за черт командует этим демократическим миром?

На более глубоком уровне в этом мире, формально столь исполненном уважения ко всякого рода