Сегодня же, ввиду подобного события, полицейские журналисты, известные эксперты «по общественным делам» и «терроризму», сразу же сказали бы, что Виллэн был известен тем, что совершал неоднократные предварительные попытки убийства, каждый раз направленные на людей, которые могли исповедовать совершенно различные политические убеждения, но все случайно физическим сходством или одеждой напоминали Жореса. Психиатры бы это удостоверили, а средства массовой информации, всегда свидетельствующие лишь о том, что им уже сообщили, ссылались бы на сам факт их компетентности и беспристрастности как экспертов с несравненным авторитетом. Затем формальное полицейское расследование могло бы в скором времени установить, что, дескать, недавно нашли несколько достойных людей, готовых свидетельствовать о том обстоятельстве, что в их присутствии этот самый Виллэн, посчитав, будто его плохо обслужили в «Шоп дю круассан», явно угрожал отомстить хозяину кафе тем, что уложит на месте перед всем честным народом одного из его самых лучших клиентов.
Излишне говорить, что в прошлом истина торжествовала везде и незамедлительно, ибо дело Виллэна было в конечном счете французской юстицией закрыто. Но был он расстрелян лишь в 1936 году, когда в Испании разразилась революция, ибо очень неосмотрительно решил пожить на Балеарских островах.
XXVI Именно поэтому новые условия прибыльного управления экономическими предприятиями в годы, когда государство берет на себя роль гегемона в ориентации производства, а спрос на все товары непосредственно зависит от централизации, осуществляемой в области возбуждающей спрос показной информации, к которой также должны адаптироваться и формы распределения, императивно требуют повсеместного создания сети влияния или тайных обществ. Следовательно, все это лишь естественный продукт движения концентрации капиталов, производства и распределения. Тот, кто об этом не беспокоится, должен исчезнуть, а предприятия могут сегодня расширяться лишь через цены, технологии и средства того, чем являются ныне индустрия, спектакль, государство. Это, в конечном счете, и есть тот особый путь развития, который выбрала экономика нашего времени, и приводит он к тому, что повсюду навязывается формирование новых личных отношений зависимости и протекционизма.
Как раз на этом положении основывается глубокая истинность столь хорошо понятой по всей Италии формулировки сицилийской мафии: «Если есть друзья и деньги — плевать на правосудие». Внутри включенной театрализации законы спят и потому, что их не приспособили к новым технологиям производства, и потому, что их перевернули в системе распределения через различные соглашения нового типа. Мысли или предпочтения публики больше не имеют значения. Вот что скрывается спектаклем за столькими опросами общественного мнения, выборами, модернизирующими перестройками. Кто бы от этого ни выиграл, любезной клиентурой будет превозноситься наихудшее — ведь как раз это и будет произведенным ради нее.
Сейчас только и говорят что о «правовом государстве», в пору, когда современное, так называемое демократическое государство вообще перестало быть таковым, — и вовсе не случайно, что это выражение получило популярность лишь несколько позже 1970 года и прежде всего именно в Италии. Во многих областях даже законы составляются для того, чтобы их могли обойти те, у кого есть для этого все средства. Незаконность в определенных обстоятельствах, например в отношении мировой торговли разного рода вооружениями, а еще чаще — в отношении продуктов высочайших технологий, служит лишь дополнительным резервом экономических манипуляций, которые оказываются из-за этого еще более рентабельными. Сегодня многие сделки по необходимости являются бесчестными, подобно самой эпохе, в отличие от прежних времен, когда бесчестными были все-таки те люди, кто в четко очерченных пределах выбирал бесчестные пути и пользовался ими.
По мере того как разрастаются сети стимулирования и контроля для распределения и удержания эксплуатируемых секторов рынка, также увеличивается количество личных услуг, в которых нельзя отказать тем, кто находится в курсе дела, и, конечно же, тем, от чьей помощи нельзя отказаться, а это далеко не всегда полицейские или стражи интересов и безопасности государства. Формы функционального соучастия передаются на дальние расстояния и устанавливаются на весьма продолжительное время, ибо его сети располагают всевозможными средствами навязывать те чувства признательности или верности, которые, к несчастью, всегда были столь редкими в среде свободного предпринимательства буржуазных эпох.
У своего противника всегда чему-нибудь да научишься. Надо полагать, что государственным мужам также пришлось читать заметки молодого Лукача о понятиях законности и незаконности в то время, когда им необходимо было объяснить эфемерное прохождение нового поколения отрицания — ведь Гомер сказал, что «людское поколение уходит так же скоро, как облетает листва на деревьях». С тех пор государственные мужи, подобно нам, могли перестать стесняться первой попавшейся идеологии по этому вопросу, и верно, что практики театрализованного общества больше не благоприятствовали идеологическим иллюзиям подобного рода. Относительно всех нас можно сделать вывод, что в конечном счете нам часто мешало замкнуться в одной лишь нелегальной деятельности то, что мы и так практиковали множество ее видов.
XXVII Фукидид в главе 66 восьмой книги Пелопонесской войны сказал по поводу операций другого олигархического сговора, который имеет большое сходство с ситуацией, в которой оказались мы сами: «Выступавшие ораторы были людьми из их среды и к тому же предварительно наученные тому, что им следует говорить. Никто из прочих граждан не осмеливался им возражать из страха перед многочисленностью заговорщиков. А вздумай кто на самом деле противоречить им, то мог быть уверен, что при первой возможности заговорщики найдут способ устранить его. Убийц не разыскивали и подозреваемых не привлекали к суду. Народ хранил молчание, и люди были так запуганы, что каждый считал уже за счастье, если избежал насилия (хотя и соблюдал молчание). Сильно преувеличивая действительную численность заговорщиков, афиняне стали падать духом. Точно выяснить истинное положение граждане не могли, потому что жили в большом городе и недостаточно знали друг друга. По этой же причине человек не мог найти ни у кого защиты от заговорщиков, так как не мог поверить свое горе или возмущение другому. Ведь при этом пришлось бы довериться человеку неизвестному или хотя и известному, но ненадежному. Сторонники демократической партии при встрече не доверяли друг другу: всякий подозревал другого в том, что тот участвует в творимых бесчинствах. Действительно, были среди демократов и такие, о ком никто бы не подумал, что они могут примкнуть к олигархам. Эти-то люди главным образом и возбуждали недоверие и подозрительность народа, что было на руку олигархам».
Если после подобного затмения истории все-таки предстоит к нам вернуться — что зависит и от по- прежнему борющихся сил, а стало быть, от исхода этой борьбы, в которой ничего с определенностью нельзя исключить, — то эти «Комментарии» смогут послужить тому, чтобы однажды написать историю спектакля, вероятно, наиболее значительного события, происшедшего в нынешнем веке, к тому же события, которое наименее всего отваживались объяснять. Я полагаю, что в других обстоятельствах мог бы считать себя полностью удовлетворенным тем, что написал первую работу по этой теме, и предоставить другим заботу разбираться с последствиями. Но в ситуации, в которую мы попали, мне кажется, что никто другой ни в чем разбираться не стал бы.
XXVIII От сетей стимулирования-контроля неощутимо приходят к сетям надзора-дезинформации. В прежние времена заговор составлялся всегда только против существующего режима. Сегодня вступать в тайные сговоры в его пользу — это новое, находящееся на подъеме ремесло. Под покровом господства спектакля замышляются заговоры ради его поддержки и ради обеспечения того, что только он сам может назвать своей бесперебойной работой. Эти интриги являются частью самого его функционирования.
Уже началось размещение некоторых средств своего рода превентивной гражданской войны, приспособленных к различным вариантам просчитываемого будущего. Это «особые организации», облеченные обязанностью вмешиваться в определенные точки в соответствии с потребностями включенной театрализации. Так, удалось предсказать, как худшую из возможностей, тактику, в шутку названную «Три культуры», в напоминание о площади в Мехико летом 1968 года, но на этот раз без особых деликатностей, и к тому же она должна была применяться до дня восстания. И за исключением столь крайних случаев, нераскрытому убийству вовсе не обязательно затрагивать многих людей или повторяться достаточно часто,
