спать.
— Прекрасная тема для Нового года! — заволновалась Лора (она славилась мужем, который ради продления восторга не гнушался ничем: спокойно накачивал водой вену из ближайшей лужи), — примечательно, что Юрочка именно сейчас встрепенулся, словно почуяв неладное в наших пьяных рядах! Нет, мамасики, как хотите, без него нам тяжело пришлось бы.
— Давайте выпьем, — медленно и артистично растягивая слова, предложил молоденький Сашка Буркин, новый человек в компании. Несколько дней назад, в пивной, нечаянно оказавшись за одним столиком, Юрочка уговорил его на интенсивную внутреннюю жизнь. После чего Сашка прекратил любое общение с внешним миром и полностью переключился на Машку. По его мнению, она явилась точной копией его тайных мечтаний, безупречной проекцией ледяных вершин собственного крылатого бытия. 'Глядеть на нее, — уговаривал он себя, — все равно, что себя созерцать, только изнутри, когда еще такая возможность представится?' И он вовсю пользовался этой возможностью, не сводя с Машки глаз.
Честно говоря, смотреть было не на что. Внешность так себе: хотя: Тридцатилетняя Машка представляла редкий тип совершенно самостоятельной женщины. Она удачливо избежала проторенной материнской тропы, ускользнула от семейной жизни, системных и прочих вето и объявилась в столице держательницей огромной, заброшенной квартиры. Для начала вытравила тараканов и сгоняла на Тишинку: купила бесподобное, шелковое платье, узенькие туфли и длинный мундштук. Приобретя, таким образом, вполне салонный прикид, открыла двери квартиры для посещений. Первым и единственным гостем был Юрочка. Едва глянув на хозяйку, он пронесся по комнатам и определил рисоваться здесь почаще, дабы 'покурить чего поприличней', да, 'засунув в уши эти чертовы штуки', раскачиваясь, слушать музыку зимними вечерами. На прощание поблагодарил хозяйку за 'глубокий тонированный контральто', на следующий день явился вновь, и вновь, и вновь, через месяц уже не Машка, а он распахивал двери «салона» своим гостям, а еще через некоторое время он, не вставая с дивана, громко кричал: 'Входите, не заперто!'.
Магическую притягательность этой квартиры трудно было переоценить: все, кто хотя бы раз побывал здесь, вскоре приходили опять. Торопились ли на работу, возвращались ли откуда, или просто прогуливались за продуктами, непременно заходили сюда хотя бы на пять минут. Квартира буквально кишела самыми разномастными людьми. Я тоже любил бывать здесь и проводил свободное время в разговорах с Юрочкой, или Лорой, или с кем другим. Свободного времени у меня хватало.
Вот и в тот день в квартире был аншлаг, отмечали Новый год, но когда прозвучал захватывающий тост, за столом нас осталось только пятеро.
— Давайте выпьем, — настаивал Сашка.
— Ничто так не сближает людей, как их эротические фантазии, — влепила вдруг Машка и стряхнула пепел на пол, — давайте сближаться.
— У меня предложение, — взвилась Лорка, — по очереди рассказать, как было в первый раз, а потом о фантазиях: а лучше всего их до Юрочки оставить.
И, не слушая никого, боясь возражений, заторопилась дальше.
— Мне было 16, и мне нравился взрослый мужчина. Богемный тип и был, как говорится, нарасхват. Я сама решила ему отдаться, потому что он меня особенно и не домогался. Короче, в тот день готовилась, как никогда. Мылась, вертелась перед зеркалом и рассматривала письку, будто прощалась с ней навсегда. Надела лучшее мамино белье, в лифчик положила немного ватки: Грудь у меня была маленькая, а в лифчике я себе понравилась:
Сейчас Лорка представляла бесформенную массу, состоящую из сисек, жопы и живота, и я, сосредоточенно слушая ее, не мог взять в толк, куда же все подевалось. Она тем временем продолжала.
— Я заявилась к нему поздно вечером и с порога объявила зачем. Он был поддатый и с радостью принял предложение. Сказал, чтобы я немедленно раздевалась, а то сейчас причапают друзья. Но тут же стянул с меня джинсы и начал вставлять член. Голову мою он как-то неловко повернул набок, и я ничего не видела. Член долго не вставлялся, он начал громко материться. Я все боялась за ватку в лифчике, но на сиськи он даже внимания не обратил. Я так и оставалась в свитере. Я все еще ждала горячих поцелуев да признаний, но он сказал, что уже кончил, и все, по его мнению, прошло хорошо. Почти сразу пришли два его друга. Он попросил доверять ему и не ломать из себя целку. Его друзья тут же разделись. У одного член был немного кривой в синих прожилках, но стоял каменно. (Это место Лорка особенно выделила) Я, наконец-то, все разглядела и потрогала пальчиком. У второго — короткий, толстый и красный. Стоял плохо и все падал. Он тут же засунул его мне в рот. Я понятия не имела, правильно ли я сосу. Этот второй все хохотал и гладил меня по голове. Наконец, его член полностью встал у меня во рту, и он кончил. Я не знала, что делать и все проглотила. Тот, у которого все это время стоял, терся об мою письку, но не вставлял. Член кайфово скользил между ног. Потом пили всю ночь. Было весело. Писька сначала очень болела, но к утру боль утихла. Я подумала, вот она, жизнь, начинается!
Лорка засмеялась, полезла за выпивкой, отпив, заговорила вновь.
— Мамасики, ваша очередь.
Сашка заерзал со стаканом в руке.
Я догадывался, что ему сказать нечего — у него не было женщин. Меня же соседство с девственником очень возбуждало. Девственники особенно хороши: стеснительные, грубые, напористые и неумелые.
Я представлял его рассказ об одиночестве не иначе, как нашептанным мне на ухо, один на один, с такими фантастическими подробностями, от которых застучит в висках, и мгновенно придумал название: 'Утро моего тела. Нет, не утро — утром у всех и на всех стоит. Лучше вечер. О! Ты слишком разборчив, захватил себе самый лучший хуй! Смотри на него! Это приказ, потому что это война! Не обижайся, сынок. Ты замер, разглядывая собственные выделения, а потом вдруг заорал: цветастенькие, мордастенькие, свеженькие однокласницы, сучки вонючие, думаете, ваши розовые письки помогли мне? Ни хрена они мне не помогли!:'
— То есть, как не помогли?! — взбесилась Лорка, — многим помогали, скажи, Маш?! Да я после того мужика знаешь, скольких выручила? О — го- го!
Только тут я обратил внимание, что разговариваю вслух. Поди ж ты, пойми этот чертов внутренний голос, и можно ли ему доверять, коли он так потешается над своим хозяином?!
— Нельзя ли без писек? — заалелся Сашка.
— Мы сейчас еще и покажем их, — Лорка вскочила на ноги. Она была очень пьяная и, оскорбленная до глубины души, жаждала реванша, но запуталась в юбке, грохнулась на стул.
— Скажите на милость:, - сорвалась вновь и кинулась к Юрочке, затрясла его что есть силы, — Юрасик, ты: все знаешь: все можешь…
Но Юрочка со злостью дрыгнул ногой во сне.
На следующее утро Машка ворвалась в комнату, где я спал, залезла ко мне под одеяло и закурила.
— Ты бы слышал, о чем они там говорят!
— Кто? Сашка? — я быстро поднялся, как мореплаватель, внезапно завидевший землю, и бросился в «гостиную».
-:смотри, — Юрочка разгладил на столе гипюровые женские трусики, — наши гостьи разбрасываются направо и налево самым дорогим, буквально — единственным, что у них осталось.
— Не такие уж и дорогие, — Лорка с сомнением посмотрела на трусики, — встречаются и подороже.
— Дура ты, Лорик, — буднично, без злобы оборвал Юрочка, — вот здесь, — он ткнул вниз трусиков, — покоится магический центр женщины, этот центр как-то манифестирует себя, дает о себе знать, оставляет следы и видимые знаки там, где они могут читаться, в данном случае — на ткани. Хозяйка трусиков, послушно внимая знакам, познает себя и точно знает что делать, куда идти, что сказать или вовсе отказаться от общения. Это знание недоступно мужчинам, и сколько бы я ни пялился на священные руны, не расшифровать, не постичь потайные движения этого центра. А что наблюдаем мы? Эта идиотка, скинув трусы, наверняка не приступила к чтению тотчас, а оставила сие занятие на потом, но к утру и вовсе забыла обо всем:
— Ну-ка, дай я прочитаю, — Лорка подвинулась ближе:
Все трое уже опохмелились и были в том состоянии духа, когда без труда сознаешь себя не только
