прихотливая роспись: лозы и цветы — а на полу лежал мозаичный паркет светлого дуба с ореховым бордюром. Что мне понравилось больше всего, так это то, что мебели в комнате не было никакой.
Джеки стояла на пороге и осматривалась. Я обошел ее и уселся на скамью под окном.
— Думаю, мистер Белчер перенес все отсюда в другие комнаты, — сказала она, пересекла комнату и подняла с пола в углу коричневый пузырек из-под лекарств. — Наверное, он тут жил, когда заболел.
— Ого! Неужто это шнур кабельного телевидения?!
Джеки взглянула на меня и с отвращением покачала головой.
— Сдается мне, не такой уж вы и интеллектуал, — бросила она через плечо и вышла из комнаты.
Что мне больше всего нравится в Джеки Максвелл, так это то, что она обращается со мной как с человеком, tне раскрученным писателем, а просто человеком. Что мне в Джеки Максвелл нравится меньше всего, так это то, что она ведет себя со мной так, будто я простой смертный, без всякого почтения к моему успеху.
Я нашел ее на кухне — в огромной комнате со шкафчиками белого металла над видавшими виды, во вмятинах, столешницами из нержавеющей стали. Вершина элегантности тридцатых. По правде говоря, я удивился, что с домом что-то делали с момента постройки. Посреди кухни стоял дубовый стол, изрезанный сотнями ножей.
Джеки принялась обследовать шкафчики и полки, а я открыл дверь слева и обнаружил там большую кладовую. Полки были до отказа забиты коробками и банками с едой. Я наугад достал с верхней полки пачку крупы, на которой красовалась фотография парня, одетого в футбольную форму образца примерно 1915 года. Меня подмывало заглянуть внутрь, но я пораскинул мозгами и поставил ее обратно.
За двумя другими дверьми я обнаружил туалет с унитазом, где для слива воды надо было потянуть за цепочку, и комнату горничной с узкой, даже на вид жесткой латунной кроватью.
Я вернулся в кухню — и меня едва не сбила с ног такая ужасная вонь, что пришлось зажимать нос. Это Джеки открыла холодильник со скругленными углами.
Она пару раз чихнула, я закашлялся.
— Мне что, достался дом с содержимым холодильника? — изумился я.
— Похоже на то. Вы готовы осмотреть верхние этажи?
— Ну, если это моя обязанность... — пробормотал я, следуя за ней к главной лестнице. Я загляделся на длинную спираль старых журналов и не заметил маленького медного дракончика на стойке перил.
— Интересно, а он еще работает? — прошептала Джеки и со щелчком повернула заостренный кончик драконьего хвоста.
Я отскочил, когда изо рта дракончика ударила десятисантиметровая струя пламени. Она повернула кончик хвоста обратно, и пламя иссякло.
— Клево! —з аметил я. Первая вещь в этом доме, которая мне действительно понравилась.
Джеки помчалась наверх, без труда перемахивая через стопки журналов, а я задержался внизу, чтобы обследовать дракончика. Удивительно, что спустя столько лет он все еще подключен к газопроводу, и еще более удивительно, что он до сих пор работает. Я снова повернул кончик хвоста. Кажется, тут не помешает капелька масла.
— Можно мне занять спальню хозяйки? — донесся голос Джеки откуда-то сверху.
Я заглянул в пасть дракончику в попытке рассмотреть газовую трубку и рассеянно ответил:
- Угу.
— Слушайте, может, вы перестанете играться с этой штуковиной и посмотрите, где я стою?
Стояла она на верхней площадке винтовой лестницы, на третьем этаже. Над ее головой в потолке зияло огромное круглое окно с витражом.
— Такие лестницы выполняли роль кондиционера, — сказала она. — Горячий воздух поднимается вверх.
— Прямо в комнаты прислуги? — Я опустился на колени, чтобы посмотреть, где газовая трубка входит в стойку перил.
— Жара не давала им бездельничать — все были внизу, и все работали! — крикнула сверху Джеки, а потом понизила голос. — Боже милостивый, детскую переделали в кабинет. Готова поспорить, старую железную дорогу спрятали на чердаке.
Железную дорогу? Я оторвался от дракончика и решил поводить носом наверху.
Джеки встретила меня на площадке второго этажа, и я смиренно обошел с ней четыре спальни, три ванные (каждая — будто из фильма Би-би-си про Англию эпохи короля Эдуарда) и чулан, до такой степени забитый ящиками и коробками, что мы не смогли открыть дверь во всю ширину.
В передней части дома располагались спальни хозяев дома — просторные, с отдельными ванными и маленькой гостиной посередине, которая открывалась прямо на лестницу. Из спальни, которую Джеки хотела так сильно, что я почти слышал стук ее сердца, вела на круглый балкон французская дверь. На балконе стояла изящная мебель белого цвета. Мне не составило труда отдать ей эту комнату.
Как и первый, второй этаж был забит мебелью и полуантикварным мусором. Обои могли у кого угодно вызвать кошмары: цветы на них, казалось, с легкостью проглотили бы человека целиком. В спальне Джеки по стенам вились розы, подробно выписанные, с зазубренными листьями и шипами в полсантиметра длиной. Ужасающе.
Единственная комната, которая мне и в самом деле понравилась, — это моя ванная. На обоях темно- зеленые листья перемежались маленькими апельсинами («Уильям Моррис», — сказала Джеки). Комната была снабжена всей необходимой сантехникой в красно-коричневой гамме, и что удивительно — все работало. Душа не было, но зато ванна...
— В этой ванне уместился бы сам Уильям Тафт[6], — заметила Джеки.
— Ага. С первой леди. — Я посмотрел на Джеки. Станет ли она на этот раз обвинять меня в том, что я шучу на сексуальную тему? Она рассмеялась, и я обрадовался. Ни одна из моих предыдущих ассистенток не смеялась над моими шутками.
Я уже порядком проголодался и предложил поискать магазин, пока еще не слишком поздно. Джеки бросила исполненный тоски взгляд наверх: ей хотелось обшарить комнаты на верхнем этаже. Какая-то часть меня сказала, что надо велеть ей остаться дома и поехать в магазин одному, но мне не хотелось этого делать.
По правде говоря, я получил удовольствие от долгой совместной поездки. Я порадовался тому, что она не из тех женщин, которые трещат без умолку. И она, кажется, уже что-то знает обо мне: на заправке она инстинктивно купила мои любимые снеки.
Выбравшись из дома на улицу, я испытал только облегчение. Через час-другой совсем стемнеет, надо поторапливаться, подумал я. Но Джеки, не дойдя до машины трех футов, вдруг поплыла в другую сторону — к разбитой купальне для птиц. Я догнал ее, взял ее под оба локтя, сопроводил в машину и задом выехал с подъездной дорожки. Мы въехали в город с востока, так что я направился на запад, придерживаясь пронумерованной автострады.
Как только мы выехали за город, Джеки вроде бы пришла в себя.
— Я знаю, что вы купили меблированный дом, но...
— Что такое?
— По правде говоря, там кое-чего не хватает.
— Помимо частей крыши, перил и окон?
Джеки отмахнулась от моего саркастичного замечания:
— А вам встречались на кухне кастрюли и сковородки? Может, вам приходилось поднимать покрывала на кроватях? Или пробовать на мягкость подушки?
Ответ на все вопросы был один — нет, так что она доложила обстановку. В плане пригодности для жизни дом вполне можно было считать пустым. В гостиной стояли, может, шестьдесят с лишним сувенирных статуй Свободы, но во всем доме не нашлось постельного белья, а подушки я без труда мог вообразить: жесткие, сырые, все в плесени.
Примерно в двадцати милях за городом, на пересечении извилистых горных дорог, стоял торговый центр «Уол-март». Не сказав Джеки ни слова, я свернул на парковку. Должен сказать, эта штучка свое дело знает. Она тут же завладела тележкой, я — другой, и уже через полчаса мы загрузились так, что ее не было
