— Мечите дальше.
Изида продолжила заполнять пятиугольник по часовой стрелке. Карта с девятью серебряными монетами на фоне рассвета легла по соседству с Мудрецом.
Черт, у Человека с Гвоздем тоже были серебряные монеты! А Шеф еще сомневался, стоит ли сюда идти.
— Деньги, — пробормотал я, ну что ж, тоже неплохо…
Изида снова меня разочаровала:
— Девятка динариев предрекает дальнюю дорогу.
— Понятно, для чего пажу посох. Раз девять, значит — дальняя. А если бы выпал только один динарий, то это бы означало одну поездку на «трубе».
— Один динарий, то есть Туз динариев означал бы, что удача сама идет к вам в руки, за ней не нужно было бы ехать даже на «трубе».
— Хорошо. Кладите последнюю. Посмотрим, куда заведет меня дальняя дорога.
Кто б мог подумать, что все закончится так плохо: прилично одетый мужчина висит вниз головой; веревка, завязанная бантиком, опутывает его левую ногу, другой конец привязан к перекладине меж двух осин.
— «Лё пендю», — прочитал я подпись внизу карты. — Почему не «Фёдор»?
— Не пугайтесь, это Повешенный, — произнесла она совершенно будничным тоном.
Ничего себе, утешение. Переход от Мудреца к виселице не лишен смысла:
— М-да, многие знания, многие скорби.
— Вы неправильно поняли, эта карта вовсе не дурной знак. Вам предстоит найти решение сложной задачи. Но прежде вам придется изменить свой взгляд на вещи, абсурдное станет реальным, а то, во что вы верили, оборотится к вам своей нелепой стороной, которую вы раньше не замечали.
— В таком положении, — я указал на Повешенного, — всё предстает в несколько ином свете. Но какой ценою!
— Цена может быть высокой, — покивала она. Мол, меня ждет «саспэнс» в любом смысле слова.
— Итак, госпожа Изида, ваш диагноз?
Изида провела изумрудным перстнем от Колеса Фортуны к Башне, от нее — к Мудрецу, и так далее, пока не вернулась вновь к Колесу Фортуны. Сейчас скажет, что круг замкнулся.
— Судьба переменчива, — против ожидания огорошила она меня. — Принявшего ее подарок без благодарности ждет смерть, разум не всегда логичен. Не будем путать с ним мудрость, которая поможет сократить дальний путь и сделать в конце него правильный выбор.
Дважды два — четыре, сто интермарок — не деньги, е равно эм-це- квадрат, — мысленно продолжил я.
— Если бы вы гадали себе, какую карту вы положили бы в центр?
Изида рассыпала колоду и указательным пальцем выдвинула неплохую карту: симпатичная дама, прической схожая с Изидой, играла на каком-то струнном инструменте, под ее музыку танцевали звезды, орлы, быки и львы.
— Мир, — коротко прокомментировала она.
— Ни больше, ни меньше, — покачал я головой. — А почему?
— Не знаю. Ее выбирала не я. — Она показала мне за спину. — Посмотрите туда. Что вы там видите?
Я посмотрел. На эту странную скульптуру я обратил внимание сразу, как вошел, но принял ее за своеобразный светильник: белая керамическая полусфера с неровными, как бы отколотыми краями стояла вертикально на ребре; внутри полусферы горела свеча в низком стеклянном стаканчике. Теперь, приглядевшись внимательней, я заметил, что в полусфере вырезаны два отверстия — одно в форме мужчины, другое — в форме женщины. С внешней стороны полусферы было прилеплено что- то вроде ручки, как я понял — полой внутри. Концы ручки накрывали оба отверстия, поэтому ручка образовывала подобие тоннеля, соединявшего отверстия с внешней стороны полусферы. В местах соединения с полусферой сечение ручки повторяло контуры соответствующего отверстия. К ручке, примерно посередине, примыкало несколько трубок разного диаметра. Их свободные края были сколоты — трубки словно должны были идти к отколотой части сферы — к другим отверстиям в форме мужчин и женщин.
Чтобы разглядеть скульптуру в деталях, мне пришлось встать с тигриной шкуры и подойти поближе. Все сооружение было около полуметра высотой. Закончив осмотр, я вернулся к Изиде.
— Ну и?
—
— Квазиабсолютно, — ввернул я ларсоновское словечко. — Что-то похожее я видел на представлении у одного фокусника. Два случайно выбранных зрителя выходят на сцену, где стоят две одинаковые корзины с разноцветными шарами — черными, белыми, красными… Выбранные зрители наугад, каждый — из своей корзины, достают по шару, и шары оказываются одинакового цвета. ЭПР-фокус называется — вроде как еще Эйнштейном придуман был в двадцатом веке.
— Никогда не слышала о таком фокусе, но раз сам Эйнштейн…
Быстрым рывком она поднялась на ноги, прогнулась, распрямляя спину, затем подошла к светильнику «Вирадж» и встала так, чтобы свет падал на нее сзади, и, стало быть, я мог разглядеть контуры ее фигуры сквозь сари.
— Скажите, только честно, мне идет трико?
— Эээ, ммм, — мычал я, озадаченный требованием отвечать честно.
— Я все поняла, можете ничего не говорить, — и с обиженным видом она отвернулась.
— Давайте я спрошу, кто круче — я или Олли Брайт, и мы будем квиты, — предложил я миролюбиво.
Она обернулась и, сдерживая улыбку, проворчала:
— На вас невозможно обижаться. Забудем.
Тем не менее, аудиенция была испорчена. Изида сказала, что ей пора собираться в «Дум-клуб». Провожать ее не надо, над моим членством в клубе она подумает и, разумеется, учтет то, что сказали ей карты.
8
— Уверен, — сказал я Шефу, — она примет меня в клуб.
— С чего ты взял?
— Она ничем не рискует. Мне предстоит дальняя командировка, во время которой меня подвесят за ребро. Члены клуба почтят мою память залпом из маркеров. Ночное небо украсит облако светящейся краски. Интересно, какой цвет они выберут.
— Нарисуй, как лежали карты. — Наверное, моя болтовня ему надоела.
Я нарисовал — без картинок, но с подписями.
Не обошлось без претензий.
— Твой пятиугольник неправильный, — заявил Шеф.
— Принято, — кивнул я, — Яна, твоя очередь.
