образом, что и материал, из которого изготовлена эта, весьма полезная для науки, одежда.
— Потрясающе… — у меня не было других слов, чтобы выразить свое восхищение. Верно говорят, что настоящий ученый способен объяснить свой предмет и шестилетнему ребенку. Несомненно, я столкнулся с настоящим ученым, и я не мог не спросить его имя:
— Простите, но я должен знать, как вас зовут. Ведь если я попытаюсь воспроизвести ваше объяснение перед кем-нибудь из своих знакомых, я просто обязан буду сослаться на источник.
— Тригоров, — сказал он скромно и без всяких там «доктор», «профессор», «академик» и проч.
Тригоров… По части имен у меня профессиональная память, и сейчас она подсказывала мне, что я встречал это имя буквально только что…
Мой взгляд упал на рекламный буклет «Галактик-Трэвэлинг». Он по- прежнему был открыт на странице с описанием корабля-деформатора. Вслед за описанием там приводился недлинный список нобелевских лауреатов, чей совокупный гений превратил КД из мечты в реальность. Я попросил Тригорова расписаться напротив его фамилии.
— Держите зачетку, — сказал он, возвращая буклет. — Я верю, теперь вы справитесь с курицей.
С высот науки я свалился в низменную жизнь. Плохо рассчитав точку приземления, угодил в кетчуп.
Пассажиры, чьи места находились вдоль левого борта, первыми заметили «Трамплин-2». Все как один, они прильнули к иллюминаторам. Стюардесса объявила, что остальные пускай довольствуются экраном, расположенным в начале салона. Разумеется, на нее наплевали — смотреть в телевизор можно и дома, зря, что ли, люди выложили за тур по несколько тысяч. Под организованным напором правых левые были вынуждены поделиться иллюминаторами.
Мы с нобелевским лауреатом (как звучит, а?) сидели в правом ряду. Резкое обесценивание правых кресел нисколько его не взволновало. Формулы методично выписывались одна за другой на листке блокнота, особо ценные экземпляры тут же переносились на экран ноутбука. У меня не было желания участвовать в общей свалке, но снимки «Трамплина» требовали визуального подтверждения, и я, встав с кресла, продвинулся к паре спящих левых — раз им неохота смотреть на «Трамплин», то не пропадать же добру.
Итак, к нам приближалась двухкилометровая буква «Т», напечатанная шрифтом Haettenschweiler Bold: с зачаточной перекладиной и длинной, массивной ножкой. Над перекладиной имелся непредусмотренный шрифтом шишкообразный выступ радиусом сто тридцать метров. Общедоступный план станции утверждал, что внутри выступа размещена жилая зона, и что ни в каком другом месте жилой зоны нет. Вторая часть утверждения вызывает сомнение. Я собственными ушами слышал, как два туриста, не прикупившие себе спальных мест, всерьез обсуждали план свить гнездо на дереве в экспериментальной оранжерее. В крайнем случае, они поставят среди кустов палатку.
Крестовина — важнейшая часть станции, в ней и на ней находятся: командный пункт, системы управления и жизнеобеспечения, средства связи, энергостанция, шлюзовые камеры, стыковочные узлы, резерв всего, что только поддается резервированию.
Весь объем ножки заполняют монтажные цеха, исследовательские лаборатории, куски и запчасти КД, и все вместе это называется «Центр подготовки полетов». Слово «ножка», конечно, не совсем удачно, и дело не столько в размерах, сколько в том, куда направлена сила тяжести. А направлена она так, чтобы коридоры на «Трамплине» были длиннее, а этажей — меньше. (Оцените, как я обошелся без слов «перпендикулярно», «ось», «плоскость». Недаром по геометрии у меня была твердая тройка.)
— Вау!!! — завыли пассажиры, и их можно было понять: из челнока стал виден «Гигантропос». Он не улетел без нас, и одно это — уже повод для радости. Корабль представлял собою четырехсотметровый гофрированный цилиндр диаметром полторы сотни метров. Не знаю, связана ли его ребристость с его назначеньем деформировать пространство, но впечатление было таким, что «Гигантропосом» уже пробивали какую-то стену, и что стена оказалась прочнее, чем это предсказывал, предположим, Тригоров.
Но черт с ним, с кораблем. Где ж та антенна, за которую так неудачно зацепился Сундин? Для тренировок туристам отвели кусок крестовины у основания жилого выступа. Я изучил снимок места трагедии до последнего пикселя, но что толку? Невозможно найти в лесу дерево по его фотографии. Одно было ясно: «челнок» причалит не там, где летают вышедшие в космос туристы. Наверное, теперь это записано в правилах.
За исключением капитана, весь экипаж вышел усаживать по местам пассажиров. Пассажиры нехотя пристегнулись, а те из них, кто успел достать с полок багаж, пристегнули к себе чемоданы. Легкие сумки было разрешено не пристегивать.
«Добро пожаловать на „Трамплин“!», — говорил представитель «Галактик- Трэвэлинг» сначала каждому из вновь прибывших, затем — каждым трем, последние пассажиры получили одно «добро» на десятерых. При этом взгляд у представителя был таков, словно он думал: «Господи, куда ж я вас дену?». В отличие от него, сотрудники «Трамплина» не скрывали своих мыслей, но сами мысли были ни чем не лучше. Нам вручили по бумажке с правилами поведения на станции. Между прочим, в ней содержалась просьба ничего не отламывать и не отдирать на память. Если кому что приглянулось, следовало сообщить об этом старшему группы, и он позаботится о том, чтобы перед отъездом вы получили в подарок точную копию понравившегося предмета. На ней непременно будет и эмблема станции и подпись ее командира. Мне сходу пришлась по душе одна глазастенькая брюнетка, работавшая, кажется, гидом. Может, если я откажусь от подписи командира, то ее копию мне выдадут
— А когда вы уезжаете? — спросила она, даря мне очаровательную улыбку.
— Через пять дней.
Что было правдой, коль скоро мы купили пятидневный тур.
Она задумалась, хватит ли пяти дней, чтобы изготовить копию. Ответ я так и не узнал — представитель ГТ погнал нас дальше по коридору, который выглядел как нечаянная щель между составленными бок о бок дип-коллайдерами.
— Брось нить, Ариадна… — молил я, подталкиваемый чужими чемоданами. Но она опять протормозила с ответом. Меж тем, с ориентацией дела обстояли худо.
Гроссман, с которым мы наконец-то воссоединились, ехидно заметил:
— Если она откажет, попросите робота.
— А вас устроит копия?
— Точная — да! — Подтвердил он нашу догадку, что главная его цель — секреты Борисова.
По мере того, как мы приближались к жилой зоне, стены коридоров сглаживались и приобретали менее, что ли, фрактальный вид. Затихал гул приборов, лампы, как это теперь модно, переместились ближе к полу, ставшему после очередного порога вдруг глухим и мягким. Черное, в россыпи звезд окно напомнило, что мы черти-где в космосе. Раз есть окно, значит, это жилая зона, и вереница полуовальных дверей — каюты, одну из которых мне предстоит занять.
После того как мне указали на дверь, Гроссман, не задерживаясь, пошел дальше.
— Так мы не соседи? — удивился я.
— Такие достались.
К его словам можно добавить, что большое счастье, что нам вообще что-то досталось.
За каюты мы, конечно, несколько переплатили, но что до моей, то она была вполне сносной. Особенно радовал тот факт, что каюта была одноместной. В мое личное распоряжение поступили: койка, три квадратных метра пола, столик с экраном на телескопической штанге, протертое кресло, шкаф для одежды и душевая кабина. Я все это быстро опробовал, затем позвонил Гроссману и
