хуже она себя чувствовала.
А Саймон тем не менее все больше входил в ее кровь и плоть. Викки всячески гнала от себя воспоминания о его будоражащих поцелуях и вообще обо всем интимном, что было связано с ним. Как человек здравомыслящий, она понимала, что ее небольшое французское приключение не будет иметь продолжения в Лондоне. Но, даже осознавая все это, она глубоко переживала свой обман.
Да, у нее есть определенные обязательства по отношению к Стефани. Та возлагает на Викки большие надежды. И желание Стефани уберечь дочь от неприятностей вполне понятно.
Вот только одна закавыка: думая о Саймоне, Викки все больше чувствовала себя предательницей.
Не раз и не два ее посещало желание рассказать ему обо всем. Рассказать и покончить с этим делом, пока оно не зашло слишком далеко.
Но потом Викки вспоминала о деньгах, которые задолжала миссис Хопкинс за квартиру, о немалой сумме, полученной от Стефани, а затем, по совету Меган, переведенной на собственный, ныне заблокированный счет... И ею овладевало чувство безысходности. Которое лишь усиливалось по мере того, как увеличивались симпатии к Саймону.
Викки долго гуляла по саду, пока не набрела на розарий, где между клумб стояли скамейки. Она опустилась на одну из них и сбросила туфли.
Здесь ее и обнаружил Саймон.
— Ах вот ты где! — воскликнул он с нотками плохо скрываемого беспокойства. — А я тебя обыскался... Думал, может, тебе вздумалось в одиночку вернуться в Париж! Что ты здесь делаешь?
— Я? Так, ничего... — сказала Викки, озираясь по сторонам. — Розы фотографирую.
Саймон взглянул на клумбы.
— И для этого тебе понадобилось столько времени? Там уже все разъезжаются. Пора и нам отправляться в обратный путь.
— Хорошо, — улыбнулась Викки. — Потому что я немного устала. Только нужно вернуть месье Ленотру платье и туфли.
— На этот счет не беспокойся. Вещи мы положим в пакет и перед отъездом оставим у портье. А Ленотр потом пришлет кого-нибудь за ним.
— Перед отъездом? — повторила она, надевая туфли.
— Завтра мы вылетаем в Ниццу, а оттуда двинем в Сен-Тропез. В Париже меня больше ничто не задерживает, рекламная акция завершена, так что можно отправляться дальше. Надеюсь, возражений нет? — Он протянул руку, помогая Викки подняться, а когда она встала на ноги, неожиданно притянул к себе. — А, попалась! — В следующее мгновение Саймон наклонился и коснулся ее губ своими.
И Викки вдруг стало необыкновенно хорошо, все тревоги вмиг развеялись, а вместо них возникло ощущение покоя и уюта.
Очень коварное ощущение.
Через некоторое время Викки уперлась ладонями Саймону в грудь и отстранилась.
— Прекрати! Что ты делаешь? Нас могут увидеть.
Он взглянул на нее, медленно улыбнулся, и ей показалось, что она сейчас утонет в этих искрящихся карих глазах. По ее телу пробежала чувственная дрожь.
Никогда и ни с кем я не испытывала ничего подобного, вспыхнуло в голове Викки. Но... Саймон не должен об этом догадаться!
— Нас уже видели, — напомнил он. — И вообще, это касается только нас двоих. Все-таки ты должна избавиться от провинциальности! Какое тебе дело до того, что о нас подумают?
— О нас? — пролепетала Викки.
— О нас, о тебе, обо мне... Какая разница? Главное, ты не должна отказываться от удовольствий жизни лишь из-за того, что кто-то тебя осудит. Нас ожидает несколько приятных дней на морском берегу, и все уже пожелали нам чудесно провести время.
Нам! Викки подозрительно нахмурилась.
— Что ты им сказал обо мне?
Саймон повел бровью.
— Так, ничего особенного...
Уклончивость его ответа еще больше насторожила Викки.
— А все-таки?
Он пожал плечами.
— Ну... сказал, что ты моя невеста...
Викки на миг замерла.
— Что?!
— Просто долго было объяснять про твои заблокированные кредитные карточки, про то, как в аэропорту твой багаж присоединили к моему, в результате чего мы сейчас должны вместе отправиться на Лазурный берег, и так далее и тому подобное...
— Ну и не объяснял бы! Назвал бы меня своей приятельницей, и все.
— Успокойся, малышка, — миролюбиво произнес Саймон, вновь привлекая ее к себе и нежно целуя в щеку. — Ты все воспринимаешь так близко к сердцу! Не хочешь быть моей невестой, не нужно, Я постараюсь больше так тебя не называть.
Издевается он, что ли? — подумала Викки, у которой тем не менее все просто таяло внутри от ласк Саймона.
Подняв голову, она увидела, что в его глазах пляшут чертики.
— Ты! — воскликнула Викки, ткнув Саймона кулаком в грудь.
Тот ухмыльнулся.
— Эй, полегче, малышка! Этак я окажусь весь в синяках, неловко будет раздеваться на пляже.
— Ну и пусть, — буркнула Викки.
— Ладно, не кипятись. Лучше идем, Гюстав отвезет нас в гостиницу. Обняв Викки за плечи, Саймон повел ее к дому гораздо более коротким путем.
Всю обратную дорогу до Парижа они тоже провели в обнимку, сидя за спиной Гюстава. Саймон прижал Викки к себе сразу, как только они устроились на заднем сиденье, и она не стала противиться.
Разве не могу я позволить себе немного радости? — мелькнула у нее мысль.
Да, детка, пользуйся моментом, ведь твое общение с Саймоном продлится не так уж долго!
Но она осталась глуха к сарказму всплывшего из глубин подсознания замечания. Сейчас Саймон с ней, а остальное не имеет значения.
Перед входом в гостиницу они попрощались с Гюставом, поблагодарив за доставку, затем вошли в вестибюль через застекленную вращающуюся дверь.
Здесь все было по-прежнему: точно так же улыбалась мраморная девушка и негромко журчала вода, выливаясь из прижатого к ее боку сосуда.
— Бон суар, мистер Слэттер, мадемуазель, — приветствовал портье Саймона и Викки. — Ну как, с багажом все выяснилось?
— Добрый вечер, Антуан, — на ходу ответил Саймон, ведя Викки к лифту. — Да, все в порядке, благодарю.
Не успели за ними сойтись дверцы, как он уронил на пол пакет с вещами Викки, а саму ее прижал к себе всем телом. Она подняла руки, до конца не понимая зачем, и в конце концов просто впилась пальцами в лацканы льняного пиджака Саймона, причем это действие явилось неожиданным для нее самой.
— Мне не хватает терпения... — хрипло прошептал Саймон, скользя ладонями по ее спине. — Я снова хочу поцеловать тебя, тем более что сейчас все так, как ты хочешь: нас никто не видит.
— Но мы в лифте, — возразила Викки, где-то найдя для этого силы. Ее голос тоже звучал хрипловато, а по телу пробегала дрожь.