Лейтенант отдал честь Люазо, бросив любопытный взгляд на Марию.
– Пошли, Мария, – сказал Люазо.
Он повернулся и пошел к сараю. Мария поправила волосы и пошла следом.
Сарай оказался деревянной хижиной, построенной во время второй мировой войны. Во всю длину домика тянулся длинный, плохо освещенный коридор, остальная часть была разделена на четыре небольших неудобных клетушки. Мария в третий раз решила поправить свой грим, как следует занявшись каждым глазом, чтобы они получились действительно хорошо.
– Ну как, надо длиннее? – спросила она Люазо, проведя линию поверх правого глаза. Лицо ее было напряжено.
– Еще час, – сказал Люазо, не отвечая на ее вопрос.
Раздался стук в дверь, и вошел лейтенант десантников, одновременно отдавая честь Люазо и бросая быстрый взгляд на Марию.
– У нас небольшие неприятности, сэр, из-за коробок в машине.
– Неприятности? – удивился Люазо.
– Там один сумасшедший с поврежденной ногой. Он рычит, злится и оказывает сопротивление, когда солдаты пытаются разгрузить машину.
– Вы не можете с ним справиться?
– Конечно, я могу с ним справиться, – ответил офицер-десантник, и Люазо уловил в его голосе нотку раздражения. – Просто я не знаю, что это за тип.
– Я подобрала его на дороге, – вмешалась Мария. – Он пострадал в дорожной аварии. И, выходя из машины, я велела ему присматривать за документами… Он не имеет ничего общего с… он просто пострадавший.
– Просто пострадавший, – выразительно повторил Люазо лейтенанту, и тот улыбнулся. – Давайте его сюда, – сказал Люазо.
– Его надо в больницу, – настаивала Мария. – Все должно быть на своих местах.
– Есть, сэр, – сказал лейтенант, излишне энергично отдавая честь, желая показать, что пренебрегает словами женщины. Он бросил на женщину неодобрительный взгляд, повернулся и вышел.
– У тебя появился еще один новообращенный.
Мария хихикнула, рассматривая в зеркале накрашенный глаз, слегка отклонилась, чтобы другой глаз не попадал в поле зрения, и сильно запрокинула голову, изучая линию подбородка. Солдаты складывали коробки в коридоре.
– Я хочу есть, – сказала она спустя некоторое время.
– Можно послать за едой, – кивнул Люазо – У солдат полный грузовик кофе и сосисок, и чего-то еще жутко жареного.
– Кофе и сосиску.
– Принесите две порции сладкого кофе и несколько сэндвичей с сосисками, – сказал Люазо юному часовому.
– Капрал уже пошел за кофе. – Солдат был в нерешительности.
– Не беспокойтесь, – сказал Люазо. – Я присмотрю за коробками.
– Он присмотрит за коробками, – повторила Мария невыразительным голосом, глядя в зеркало.
Солдат взглянул на нее, но Люазо кивнул, и солдат повернулся, чтобы пойти за кофе.
– Можете оставить автомат мне, – предложил Люазо. – Неудобно нести кофе с висящим на шее автоматом, а оставлять его в коридоре не стоит.
– Я справлюсь и с кофе, и с автоматом, – сказал солдат.
Он сказал это вызывающе и перебросил ремень автомата через голову, показывая, как именно он справится.
– Вы хороший солдат, – похвалил Люазо.
– Я мигом, – сказал солдат.
Люазо повернулся на вращающемся кресле, побарабанил пальцами по письменному столу и, заняв прежнее положение, наклонился к окну. Стекло запотело, и Люазо протер кружок, чтобы видеть кромку воды. Он обещал англичанину, что будет ждать, а жаль: это нарушало его планы, из-за этого он вынужден сидеть здесь с Марией, а он испытывал в ее присутствии некоторую неловкость. Нельзя же отправить ее в местный полицейский участок, придется ей ждать здесь, с ним. Конечно, ничего не поделаешь, но ситуация не из приятных. Однако спорить с англичанином было не в его интересах: англичанин предложил ему все документы, а также сопровождающего офицера красного Китая. Более того, пообещал, что, если Люазо подождет, он доставит Дэтта с корабля, прямо сюда, на набережную. Люазо фыркнул. У Дэтта не было никаких разумных причин покидать корабль радиопиратов: за пределами трехмильной зоны ему ничего не грозило, и он знал это. Там находились все корабли радиопиратов, и все были в безопасности. Дэтту стоило только настроиться на волну любого из них, чтобы убедиться в этом.
– Ты простыл? – спросила Мария, все еще критически рассматривая свой накрашенный глаз.
– Нет.
– А судя по голосу, простыл. У тебя нос заложен. Ты же знаешь, это обычно первый признак простуды, а все из-за открытого окна в спальне, я тебе сто раз говорила.
– А я хочу, чтобы ты, наконец, перестала об этом говорить.
– Как хочешь.
Она поскребла содержимое баночки с краской для глаз и плюнула туда, потом сняла косметику с левого глаза и вытерла его дочиста, так что стала выглядеть забавно кривобокой: один глаз драматически накрашен, а другой голый и бесцветный.
– Извини, – сказала она. – В самом деле, извини.
– Ладно, все в порядке, – буркнул Люазо. – Что-нибудь придумаю.
– Я люблю тебя.
– Может быть. – Его глаза глубоко запали на сером лице.
Так бывало, когда он долго не досыпал. Они – Люазо и ее отец – занимали одно и то же место в ее мыслях, ни теперь неожиданно она увидела Люазо таким, каким тот был в действительности: не суперменом, а человеком средних лет, которому свойственно ошибаться, человеком, неизменно суровым по отношению к самому себе. Мария поставила баночку с краской и, подойдя к окну, встала рядом с Люазо.
– Я люблю тебя, – повторила она.
– Знаю, что любишь, – сказал Люазо. – Мне повезло.
– Пожалуйста, помоги мне, – попросила Мария, и Люазо удивился, потому что никогда не мог себе представить ее в роли просительницы. Мария и сама была поражена тем, что просит помощи.
Люазо прижал нос к запотевшему стеклу, по нему стекали капли, и было трудно что-нибудь разглядеть.
– Я помогу тебе, – сказал Люазо.
Мария протерла участок стекла и взглянула вдоль кромки воды.
– Чертовски долго мальчишка ходит за кофе, – проворчал Люазо.
– Там англичанин, – сказала Мария. – И Дэтт.
– Черт возьми, – сказал Люазо. – Все-таки он его привел!
Дверь домика распахнулась, и голос Дэтта зазвучал в коридоре.
– Вот они, – взволнованно говорил он. – Все мои документы. Цветные печати означают год, буквы индексов – закодированные имена. – Он гордо постучал по коробке. – Где же Люазо? – спросил Дэтт англичанина, медленно проходя мимо ряда ящиков и металлических банок, любовно поглаживая их и читая вслух номера кодов.
– Вторая дверь, – сказал англичанин, идя следом за Дэттом.
Мария точно знала, что ей следует делать, зря Жан-Поль сказал, что она никогда в жизни не принимала ни одного ответственного решения. Ею владела не истерика, не напряжение чувств, просто она приняла решение. Ее отец стоял в дверном проеме, держа в руках коробки с документами и баюкая их, как новорожденное дитя. Тело его раскачивалось, как у канатоходца, готового ступить с платформы на канат. На этот раз он использует свой дар убеждать и влиять на людей во всей полноте и, наверняка, преуспеет.
