бригадир, кажется, поладил со стариком.
– Меня этим не удивишь, – хмыкнул я. – Он ладит со всеми. Он потрясный офицер, наш бригадир Лоутер. Строг, но справедлив, и так щепетилен в делах, что диву даешься. Он инспектирует орудия – ну, он ведь отвечает за списание артиллерии и противотанковых минометов…
– Да, мы знаем, – пропел Чарльз.
Я продолжал:
– Иногда он говорит: «И не возитесь больше с этим. Прекратите его чистить, ребята. Я уже знаю, как его списать. И если начальство скажет, что орудие, мол не вычищено, так и говорите, что я списал его». Или вот еще. Недавно, списывая технику для повторного пользования, Лоутер все время напоминал, чтобы мы помнили, что орудия пойдут в другую армию и ими будут пользоваться такие же солдаты, как и мы, только иностранцы. «Вы же не хотели бы, чтобы затвор взорвался и покалечил какого-то беднягу, не важно в какой стране. Они ведь наши братья». Правда, сам я никогда так не думал. Очень необычная точка зрения, но я хорошо понимаю, что он имеет в виду. А вот когда мы перепродавали автоматы, он как зыркнет на возвратный механизм – и сразу: «Лом, лом, лом». И так всю партию из сорока пяти штук. На них и царапинки нет, они абсолютно новенькие. Ну, мы все смотрим на него, а он толкует: «Перепроданное оружие предназначено для каких-то бедолаг в других странах. И хотя выглядит оно сейчас нормально, но я смотрел отчеты о техническом состоянии, своими глазами видел затворы и знаю, как изнашивается металл. Не хочу подвергать опасности тех вояк». Повторю слово в слово его фразу: «Никакие солдаты не должны пострадать из-за бракованного оружия». Ну, вы понимаете, что имеется в виду. «Они наши братья по оружию», – говорит он. Братья по оружию. Да. Точно, он забавный старина, этот наш бригадир Лоутер.
Я глубоко затянулся сигарой. Жижи и Чарльз переглянулись, уже совершенно уверенные, что Сайлас один из самых ушлых хитрецов в форменной одежде. Из салона Линкольна донесся оглушительный звук. Танк снова тронулся. С другого пригорка открыл огонь «виджилант». Маленький снаряд взвился в воздух, таща за собой провод и меняя направление по командам стрелка. Приблизившись к объекту, он на короткое, едва заметное мгновение завис, а затем раздался грохот. «Центурион» содрогнулся и замер. Два следующих выстрела пробили броню, и с грозным ревом машину объяло пламя.
– Снаряд снабжен зажигательным устройством, – прокомментировал я.
– Три выстрела, – отметил Чарльз.
– Пробита лобовая броня, – продолжал объяснять я. – Эта штука местами достигает толщины сто пятьдесят два миллиметра, а для старой, менее мощной корпусной модели хватило бы одного попадания.
Гул усиливался, дистанционно управляемый танк покидал полигон, скрываясь за дымовой завесой.
Сайлас в сопровождении Военного министра вылез из «Линкольна». Он широко улыбался.
– Ну, как вам нравится, Катрайт? – крикнул он мне.
– «Виджилант» – супероружие. Я как раз рассказывал этим джентльменам. Корпусная модель полетела бы с первого попадания. А ночью мы можем справляться не хуже, используя ваш ИК-прибор…
Сайлас приложил к губам кончик трости. Военный министр спросил:
– Что это такое ИК?
Сайлас пояснил:
– Это, в общем, не для прессы. Но мы собираемся вводить его с начала будущего года, так что ничего не случится, если скажу вам. Может, и вам перепадет парочка, хотя они чертовски дорогие. Это прибор инфракрасного излучения, который реагирует на всякий объект, выделяющий тепло. Стоит только нажать кнопку. Любой танк может быть уничтожен в самое темное ночное время, причем танкисты и не заметят снаряда.
– Тепло? – переспросил военный министр. – И что, это можно использовать и против пехоты?
– Тепло, выделяемое человеческим телом, тоже вызывает реакцию, – сказал Сайлас. – Это довольно дорогой способ, но против колонны пехотинцев такие противотанковые снаряды более эффективны, чем шрапнель.
– Вот как? – задумчиво протянул военный министр. – Это ужасно, не правда ли?
– Да, – согласился Сайлас. – Но ваши войска ведь намереваются использовать их только в противотанковых целях, не так ли?
– Как знать, – ответил министр.
– Вот именно, – уточнил Сайлас.
Глава 8
Лиз
В тот вечер ночь я вернулась в пансион немного навеселе после обеда с мистером Ибо Ававой и Жижи. Сайлас слушал очень внимательно и деловито. И все время делал записи в своем блокноте. Дело складывалось очень благоприятным для нас образом, но Сайлас был прав, что нам с Бобом нельзя оставаться в этом пансионе. Сначала мы перегнали машины, затем упаковали вещи и переехали в смежные апартаменты «Честера».
У администратора возникли возражения против Деда Мороза, но я знала, что Сайлас все равно будет забывать кормить его. Только наконец к половине четвертого утра мы устроились в номере, но ложится спать никто из нас не захотел. Мы заказали в номер кока-колу и бренди и принялись обсуждать новое дельце. Боб так и оставался в грязном свитере и джинсах. Он продолжал жаловаться на свои роли
Сайлас подобрал Боба – можно даже сказать, усыновил его – три-четыре года назад, когда Боб занимался мелким мошенничеством.
– Когда Сайлас встретил меня, я был простым жуликом. Работал по почтовым заказам.
– Ты продавал товары по почтовым заказам?
– А, это когда помещаешь объявление о продаже превосходной гравюры на стали с изображением Ее Величества Королевы всего за десять фунтов и посылаешь трехпенсовую почтовую марку, выпущенную Британским парламентом? Нет, до этого я не додумался. Я посылал заказы в компании, продающие дешевые часы, бинокли, принадлежности для автомобилей и отправлял первый взнос, а когда мне присылали товар, я менял место жительства и торговал этим барахлом вразнос. Никакая компания не станет подавать в суд за долг меньше десяти фунтов. На поиски должника они потратят гораздо больше.
– Но это довольно опасно, – сделала я вывод. Не хотелось и думать, чем могли закончиться для парня его делишки: он был с виду такой хрупкий – тюрьма убила бы его. – Пей колу.
– Да нет, это не опасно. Сайлас сказал, что долги по почтовым заказам возмещаются только на тридцать три процента. Обычные задолженности – на семьдесят пять. Сайлас говорил, что я, конечно, могу хорошо подзаработать на этом, но все-таки дал мне понять, что, во-первых, я все равно останусь мелкой сошкой, а во-вторых, меня когда-нибудь обязательно поймают. Обязательно.
– Ну, и что произошло?
– Я занимался своим торговым бизнесом в Лидсе. И столкнулся с другим торговцем, вмешался закон. Шесть месяцев овсяной каши. Ужасно противно. Решил, что больше никогда в жизни. На следующий день после тюряги я разыскал Сайласа.
– Я люблю Сайласа, – призналась я.
Боб уставился на меня.
– Да, этого у него не отнять, – согласился Боб. – Мне кажется, что все любят его. Ты видела, как сами жертвы влюбляются в него? Двое бедолаг из Нью-Йорка – яркий пример, они готовы были из штанов выпрыгнуть за одно только любезное словечко, просто за рукопожатие, улыбку или взгляд Сайласа. Настоящее обожание. И Сайлас знает об этом и упивается этим, довольный собой.
– Это верно, – согласилась я. – Он действительно может вызвать любовь… и как истинный любовник довести отношения до грани спада.