мельчайшие детали вашего костюма?
– Наверное, я все-таки не пойду с вами, – передумал Спенсер.
– Я знаю, что вы ощущаете, – сказал я. – Вы все, англичане, напоминаете мне знаменитый анекдот об Уинстоне Черчиле в пустыне. Утыканный таким множеством копий, что он напоминал…
– Дикобраза.
– Дикобраза, именно. На вопрос своего приятеля, не больно ли ему он ответил: «Только, когда я смеюсь». Разве не великолепный анекдот?
– Я, пожалуй, посижу здесь, – сказал Спенсер. – Вы идите на свои обходы, а я побуду здесь.
Я закрыл за собой дверь в кабинет Солеймана и увидел Солеймана с кассиром, пересчитывающих деньги Спенсера, которые только что прибыли. Я направился к ним.
– Что случилось? – спросил Спенсер.
– У мистера Спенсера очередной приступ, – вздохнул я. – Это с ним частенько случается.
– Так, может, вызвать врача?
– Нет, нет, нет, – запротестовал я. – Это слабая форма, но у него вываливается язык и он очень возбуждается.
– Как это ужасно!
– Я просто оставил его в покое на некоторое время. Больше ничего в этом случае не нужно. Это деньги для мистера Хаммета? – спросил я.
Кассир едва успел пересчитать их. Он перевернул записку, прикрепленную к портфелю и прочитал:
– Доставить в Центральный Банк, кассиру, для мистера Хамида. Мистера Хамида, – повторил он.
Я рассмеялся, а вместе со мной и мистер Солейман.
– Вот вам и арабский мир! Мои предки были Хамметами с тысяча шестьдесят шестого года, но стоило мне побыть в Ливане несколько дней – и я уже Хамид.
Солейман снова рассмеялся и кивнул кассиру. Она начала укладывать деньги обратно в портфель убийственно медленно, пока не решила, что они не поместятся, и снова начала вытаскивать пачки и перекладывать их по-новому.
– Я беру деньги с собой, – сказал я.
– Такую сумму? – поразился Солейман. – Но ведь это опасно.
– Как динамит, – сострил я. – Если не умеешь с ним обращаться.
– Но почему бы вам не взять чек? Заверенный чек.
Я объяснил:
– Боюсь, ваши соотечественники еще не полностью овладели банковской системой. Вы так слепо верите в подписи на бумажках.
– К сожалению, так и есть, – признал Солейман.
– Мне еще повезло, что они принимают долларовые купюры, – сказал я. – Было время, когда они требовали только золото.
Солейман сочувственно закивал. Откуда-то с другого конца города доносились звуки мусульманской молитвы. Был полдень. Я взял портфель, полный денег.
– Если вам придется зайти в кабинет до моего возвращения, будьте осторожны с мистером Спенсером. Он очень возбудим во время своих приступов.
– Понимаю, – кивнул Солейман. Я уже намеревался уходить, когда он опять обратился ко мне. – Вы вчера рассказали мне анекдот, мистер Хаммет. О матросе, на которого напали индейцы с копьями. «Тебе больно?» – спросили его и он ответил: «Только когда я смеюсь». И вот здесь я не совсем понял. В чем соль?
– А-а-а, – протянул я. – Сказав это, он сразу же умер. Вот в чем соль…
Теперь до мистера Солеймана дошло. Он расхохотался и смеялся до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы. Он просто захлебывался от смеха. Кассир, ничего не понимая, тоже начала смеяться, и здесь уж, признаться вам, расхохотался я. Совсем как раньше, как в былые времена, мишень – раз, два, три, бах. Я опустил портфель всем его весом на самые кончики пальцев и пошевелил кистью. Прекрасное ощущение – тяжесть денег.
Не переставая смеяться, я отвернулся от окошка кассы и очутился лицом к лицу с Ритой Марш. Она сидела в фойе банка. В шелковом костюме и с новой прической она выглядела довольно привлекательной. Она освобождала место в своей кожаной дорожной сумке. Подняв глаза, она взглянула на меня и кивнула. Я направился к ней. Она встала мне навстречу и схватила меня за руку.
– Некуда спешить, дорогуша, – сказала она. – Ваши приятели потерпят, пока я перепакую свой багаж, правда ведь?
– Полагаю, что да, – ответил я.
Боб взорвался первым в ответ на требование Риты занять место сзади рядом со мной.
– А она какого черта здесь делает?
– Я здесь, чтобы получить свою долю, – заявила Рита. – Вот зачем.
– Вылезай из машины, – приказал Боб.
– Полегче, Боб, – успокаивал его я, с опаской поглядывая на двери банка. Спенсер мог появиться в любую минуту.
– Она думает, что мы смываемся со спенсеровскими деньжатами, – объяснил я и покрепче прижал к груди портфель.
– Думаю? – взвилась Рита. – Я это знаю.
– Поехали, – поторапливала нас Лиз.
– Сначала вышвырните ее из машины, – не отступал Боб. – Тогда поеду.
– Вы слишком много воображаете, Рита, – сказал я. – С такими обвинениями вы можете навлечь на себя большие неприятности.
Она начала вырывать портфель из моих рук. Я сопротивлялся, но ей удалось приоткрыть его и заглянуть внутрь. Она мгновенно захлопнула его и окинула нас победным взглядом.
– Здесь, должно быть, несколько миллионов, – сказала она. – Всем хватит.
– Выкидывайте ее отсюда! – приказал Боб.
– Ладно, – согласился я, снова завладев портфелем и надежно закрыв замки. – Выходи. Поможешь мне.
– Успокойтесь вы оба! – прикрикнула на нас Лиз. – Сначала надо убраться подальше от банка.
– Согласен, – кивнул я.
– Двадцать пять процентов, – заявила Рита. – И я еду с вами. Иначе он прибьет меня.
– Наверное, я сам тебя прикончу, – злорадно сказал я.
– Ну, ну, полегче, старина Лонгботтом.
– Давайте поедем, – предложил я. – Это все можно уладить по дороге.
– Справедливо, – ответил Боб, обменявшись со мной многозначительным взглядом.
– И не вздумайте выкинуть чего-нибудь, – предупредила Рита. – Мы не тронемся с места, пока не договоримся, или я буду орать благим матом.
– Мы уже договорились, дорогая, – улыбнулась Лиз, даже не пытаясь казаться искренней.
– Сначала в гостиницу «Фенисиа», – приказала Рита. – За моей норковой накидкой.
– Мы не можем тратить время на пустяки, – запротестовал я.
– На эту крысиную шкуру и бензина жалко, дорогуша, – съязвила Лиз.
Боб был рад, что мы наконец отъехали от банка, как, впрочем, и я. У «Фенисии» разгорелся очередной спор.
– Кто-то должен пойти с ней, чтобы она не позвонила Спенсеру или кому-нибудь еще.
– Я никуда не собираюсь звонить, я только возьму свою накидку.
– Тогда иди одна, – предложил я.
– Не выйдет. Кто-то из вас троих пойдет со мной, – улыбнулась она.
– Кому-то придется сопровождать эту идиотку, – вздохнул Боб.
– Вот ты и иди, Боб, – сказал я.
