Вскоре они достигли цели. После пары миль слева появилось гранитное здание недорогой гостиницы: 'Любители птиц – добро пожаловать'. Возможно, такому времяпрепровождению уготована судьба стать истоком вполне приличного бизнеса. Точно была бы уготована, если бы рядом отыскался хоть один наблюдатель.
Миссис Эванс – маленькая, подвижная женщина около пятидесяти лет – проводила их в гостиную и вскоре уже рассказывала им что-то о себе. Она и ее муж прожили в Восточной Англии первые пятнадцать лет их (бездетного) брака. Именно там она встретила Карин в первый раз, когда той было восемь или девять лет. Она, миссис Эванс, не родственница, но подружилась с семьей Эрикссонов, когда они остановились в гостинице в Алдебурге. Семья приехала туда же и на следующий год, хотя папочки с ними уже не было. После этого женщины обменивались посланиями довольно регулярно – поздравления ко дню рождения, открытки: рождественские, из разных мест отдыха и так далее. А для трех девочек Эрикссон она стала 'тетей Досс'. Когда Карин решила поехать в Англию в 1991 году, миссис Эванс знала об этом. Она не видела девушку уже шесть лет или около того и предложила ее матери, чтобы Карин, если она окажется в Уэльсе, остановилась у нее. Здесь замечательные места для наблюдений за птицами, а настоящие красные коршуны встречаются, пожалуй, только в здешних местах. Какова была Карин? Конечно, ей было всего тринадцать или четырнадцать, когда она видела ее последний раз, но – красивая. Очень красивая. Привлекательная, понимаете, и очень правильная.
Пока шел этот разговор, Льюис рассеянно оглядывал комнату: кресла, диванчик, мебель из мореного дуба, кофейный столик с кипой местных журналов. Комната казалась ему блеклой и темной, и он подумал, что Карин Эрикссон не была бы здесь особо счастлива...
Морс уже разговорил женщину, и ее повествование стало быстрым и непринужденным, голос поднимался и понижался с характерными уэльскими интонациями и акцентом. Она рассказала, как они вернулись в Уэльс, как депрессия подорвала их дело, как они завлекают гостей – в каких журналах и газетах помещают рекламу. И так далее, и так далее. Внезапно она спохватилась:
– Ох! Не хотите ли по чашечке чаю?
– Большое спасибо – но нет, – сказал Морс, хотя Льюис уже готов был произнести благодарное 'да'.
– Расскажите мне еще о Карин, – продолжал Морс. – 'Правильная', вы сказали. Вы подразумевали 'строгая и правильная', – такую характеристику? Знаете, немного чопорна, немного... прямолинейна?
– Нет, я
– Не держала пачку презервативов под подушкой?
– Не думаю. – Миссис Эванс явно не была шокирована такой постановкой вопроса.
– Она была девственницей, как вы считаете?
– Времена меняются, разве не так? Не очень
Морс кивал головой, как бы полностью соглашаясь с мудростью женщины, но затем сменил направление беседы. Какова Карин была в школе – знает ли миссис Эванс об этом? Она была в этой – 'Фликскаутен' – шведской скаутской организации? Интересовалась спортом? Лыжи, коньки, теннис, баскетбол?
Миссис Эванс снова заметно расслабилась.
– Она всегда была хороша в спорте, да. Ирма – миссис Эрикссон – всегда писала и сообщала мне, когда ее дочери побеждали, вы знаете, о кубках, призах, медалях, грамотах...
– Вы можете сказать, в чем Карин особенно отличалась?
– Не знаю. Как я говорила, уже несколько лет прошло с тех пор...
– Я понимаю это, миссис Эванс. Просто вы так помогаете нам своим рассказом – если бы напряглись и попытались... Попытайтесь вспомнить.
– Ну, в играх, как я сказала, но...
– Лыжи?
– Не думаю.
– Теннис?
– О, она любила теннис. Да, я думаю, теннис был ее любимой игрой.
– Вот что удивительно, какие они – шведы! Всего-то их семь миллионов, правильно? Но мне говорили, что в первой двадцатке игроков мирового тенниса четверо или пятеро шведов.
Льюис моргнул. Ни теннис, ни любой другой вид спорта, он знал точно, никогда не представляли ни малейшего интереса для Морса, не могшего отличить боковую линию от линии касания. Но ловушку, расставляемую Морсом, оценил мгновенно – ловушку, в которую миссис Эванс угодила незамедлительно.
– Эдберг! – сказала она. – Стефан Эдберг, Он для нее был просто кумиром!
– В таком случае она, должно быть, была очень разочарована результатами Уимблдона в прошлом году, а?
– Да, очень. Она сказала мне, что она...
Внезапно левая рука миссис Эванс взметнулась ко рту, и долгие-долгие секунды она сидела в своем кресле застывшая, как будто увидела Горгону.
– Не огорчайтесь, – спокойно сказал Морс. – Сержант Льюис все запишет. Не говорите слишком быстро: он провалил экзамен на сорок слов в минуту, не так ли, сержант?
Льюис был готов приступить:
– Не обращайте внимания на его слова, миссис Эванс. Можете говорить, как вам удобнее. Ведь она, – он полуобернулся к Морсу, – натворила не так уж много, не так ли, сэр?
– Не очень много, – мягко отозвался Морс, – совсем немного, вы согласны, миссис Эванс?
– Как же вы догадались – с теннисом? – спросил Льюис, когда через час они мчались по дороге А483.
– Раньше или позже она бы все равно поскользнулась. Вопрос времени.
– Но почему теннис? Вы же не следите за теннисом.
– В юности следил, ты знаешь. У меня был неплохой удар с задней линии.
– Но как вы...
– Молитва и пост, Льюис. Молитва и пост.
Льюис сдался.
– Кстати, о посте, сэр. У вас не разыгрался аппетит?
– Да. Голоден и умираю от жажды. Таким образом, может быть, ты найдешь одно из этих – 'круглые сутки' – мест...
Но они не остановились. В автомобиле зазвонил телефон, и Морс поднял трубку. Льюис мог слышать только односложные реплики Морса:
–
– Вы
–
–
– Да.
– Да!
– Я думаю, через два с половиной часа.
– Нет! Оставьте все, как есть.
Морс положил трубку и замер, уставившись вперед, как сомнамбула.
– Что-то относящееся к делу? – поколебавшись, отважился спросить Льюис.
– Они нашли тело.
