'Боннингтон' на Саутхэмптон-роуд, положил перед собой серо-оранжевый шарф для сбора денег, которые (как он надеялся) потекут ручьем от сострадательных прохожих, и повесил на грудь табличку: черный фломастер по картону – БЕЗРАБОТНЫЙ БЕЗДОМНЫЙ ГОЛОДНЫЙ. Один из приятелей в Оксфорде сказал, что ХОЛОДНЫЙ И ГОЛОДНЫЙ было бы лучше, но летний вечер был сухим и теплым. В любом случае никакого значения это не имело. В кармане у него лежало сорок пять фунтов, и он вовсе не собирался оставаться голодным. Просто ему хотелось посмотреть, сработает ли, вот и все.
Сработало неважно – ответ на эксперимент, кажется, был именно таков: ноги, руки и шея затекли, и он даже (да!) замерз, а монет насчитал всего на восемьдесят три пенса. Должно быть, он выглядел слишком хорошо одетым, слишком сытым, в общем, не нуждающимся. В девять часов он отправился в паб и заказал пинту пива и два пакета хрустящих хлопьев: 2.70 фунта стерлингов. Грабеж среди бела дня! Ситуация не стала легче, когда бритоголовый молодой человек со сплошь татуированными руками и многочисленными кольцами в ушах сел рядом с ним и спросил, не он ли тот член, что раскинул свой шатер на роуд. И если он, то вот пока еще бесплатный совет – сматывайся и побыстрее, – а не то растолкуем что почем.
Кэти Майклс наклонялась вперед, вбок, назад и снова вперед, вбок, назад, чтобы теплый воздух сушилки глубоко проник в ее густые, иссиня-черные волосы, со специально подрезанной для «Микадо» челкой. Опять виден их природный золотистый цвет, хотя всего несколько миллиметров у корней. На мгновение ей показалось, что она слышит шум «лендровера» поблизости, и она выключила сушилку. Ложная тревога. Обычно она совсем не нервничала или только чуть-чуть, когда оставалась одна в коттедже, даже ночью, и никогда – с Бобби. Но сейчас Бобби с ней не было, он был в пабе вместе с хозяином... и с полицейскими. Внезапно она почувствовала, как страх ползет по ее коже, почувствовала физически, как будто опасное насекомое с мягкими лапами тронуло ее.
Пробило полночь, и Морс налил себе ночную порцию из зеленой треугольной бутылки «Гленфидича». Зазвонил телефон: доктор Хобсон. Она обещала позвонить ему, если обнаружит что-нибудь еще к концу этого долгого-долгого дня. Не то чтобы она нашла что-то очень существенное, и она понимает, что с этим легко можно подождать до утра. Нет-нет, это не может ждать до утра, настоял Морс.
Пуля, которой был убит Далей, можно заявить довольно уверенно, была выпущена из ружья семимиллиметрового калибра или аналогичного оружия. Пуля вошла в спину на два дюйма ниже лопатки, вышла (на этот раз Морс не моргнул) на один дюйм выше сердца, причинив (полная уверенность!) мгновенную смерть. Время? Между десятью и одиннадцатью – со слабой вероятностью отклонения в любую сторону: скажем, девять тридцать и одиннадцать тридцать. Вероятнее всего, Далей был застрелен с расстояния в пятьдесят – восемьдесят ярдов, баллистики, может быть, поправят ее немного, но вряд ли.
Он, кажется, был доволен. В трубке была слышна музыка, но она не смогла ее распознать.
– Вы еще не спите? – отважилась она.
– Скоро буду.
– Что вы делаете?
– Пью виски.
– И слушаете музыку.
– Да, и это тоже.
– Вы, наверное, очень цивилизованный коп?
– Не всегда.
– Ну что ж... в таком случае...
– Да?
– Спокойной ночи в таком случае.
– Спокойной ночи, и спасибо вам, – спокойно произнес Морс.
Положив трубку, Лаура Хобсон осталась сидеть совершенно неподвижно, пытаясь сообразить, что же с нею происходит. Почему? Он же на двадцать пять лет старше ее!
По меньшей мере.
Черт его подери!
Она осознала нелепую, смешную правду, но не смогла заставить себя над ней посмеяться.
Глава пятьдесят восьмая
Тот, кто задает вопросы, не может уклониться и от ответов.
Напряжения или опасений на лице Дэвида Майклса не читалось, когда на следующее утро он был приглашен в комнату для допросов, где за Т-образным столом уже сидел сержант Льюис с магнитофоном у правого локтя. Майклса задержали для проведения допроса (информировал его Льюис) по двум вопросам: первый – относительно заявления, сделанного полиции доктором Аланом Хардинджем, копия которого ему передается; второй – об убийстве Джорджа Далея.
Льюис показал на магнитофон:
– Это для того, чтобы не возникло недоразумений, мистер Майклс. Как известно, нас недавно упрекали в якобы неправильном ведении допросов.
Майклс безразлично пожал плечами.
– Вы знаете о ваших законных правах? Хотите пригласить адвоката?
Но Майклс только покачал головой и углубился в чтение заявление Хардинджа...
Он мало разбирался в юридических вопросах, но предполагал в данный момент, что, возможно, виноват в мелком правонарушении, связанном с созданием препятствий при выяснении истины, – но не препятствий для отправления правосудия. Преступные намерения –
– Итак? – спросил Льюис, когда Майклс отложил в сторону последний лист.
– Да, приблизительно так и было.
– Вы согласны с содержанием заявления?
– Отчего же нет? Одну или две детали я бы не вспомнил, но – да – я под ним подписался бы.
– Мы не просим вас его подписывать. Мы просим вас сделать свое
– Могу ли я просто скопировать его?
Льюис слабо усмехнулся, но отрицательно покачал головой. Кажется, ему нравился Майклс.
– В нашу прошлую встречу вы притворились –
– Да, – солгал Майклс.
– Так почему же вы направили главного инспектора Морса в правильном направлении?
– Двойной блеф всего лишь. Я сказал о месте достаточно неопределенно, и, когда они
– Кто сказал вам, что это было
– Парень, который дежурил в Барсучьей Глуши – большой такой, в форме и в фуражке в клеточку, я думаю, полицейский.
Констебль, который, расставив ноги, стоял в дверях, воспользовался тем, что Льюис его не видит, и безмятежно улыбнулся.
– Почему вы не бросили и рюкзак в озеро? – продолжал Льюис.
В первый раз с начала допроса Майклс заколебался.
– Согласен, так и следовало сделать.
– Не потому ли это случилось, что Далей положил глаз на фотоаппарат и бинокль?
– Одну вещь я вам с уверенностью могу сказать:
– Вы, кажется, не очень его любили?
– Это была грязная, жадная, маленькая свинья!
– Но у меня сложилось впечатлений, что вы его не очень хорошо знали?
