Этой девчонке не надо было видеть Сьюзен.
— Я не возражаю, Айен, — заверила его кузина. — Она так слаба, что едва ли причинит кому-нибудь вред.
— Слаба? — фыркнул тот. — А ты не видела живот Алистера? Тогда взгляни, что эта стерва с ним сделала, и будь осторожна.
— Хватит, Айен. Мне известен ее дурной нрав. У меня больше причин знать это, чем у кого-либо из вас, но я никогда не отдам ни одну женщину военным. — Увидев выражение его лица, Алистер решительно добавил:
— И это главное.
Он с самого начала знал, что Айен не одобряет его решения привезти девчонку в замок, возможно, так считали все они. За исключением Патрика с его мягким сердцем и состраданием к якобитам, которое было всем известно, хотя он пытался это скрывать. Возможно, они правы, так как от девчонки одни неприятности: она непредсказуемая, отчаянная и неистовая, в любую минуту способная броситься на кого угодно из них.
Да, ему не следовало разрешать Сьюзен идти в комнату пленницы. Кузина не привыкла к жестокости и враждебности, она слишком доверчива, а это делает ее уязвимой. Лучше присматривать за девушкой будет один Патрик. Какого дьявола отец Сьюзен позволил ей, даже поощрил отъезд в Шотландию в столь неспокойное время? К тому же вместо трех, как собиралась, она здесь уже восемь месяцев, и сейчас невозможно отправить ее домой, слишком опасно.
Алистер поднял бокал и допил вино. Ничего, скоро она будет в Англии, конец уже виден.
Глава 4
— Ты не можешь держать меня тут взаперти, пока не кончится битва!
— Это произойдет скорее, чем ты думаешь.
— Неужели?
Изабо стояла перед Алистером, кипя от нетерпения и бессильной ярости. Она была в сером шерстяном, плохо сидящем платье, которое они сумели для нее отыскать.
За месяцы недоедания Изабо настолько отощала, что платье болталось на ней, как на вешалке, выставляя напоказ худобу плеч и выпирающие ключицы. Она гневно смотрела на него без малейших признаков страха, который испытывала вначале. Прошло уже три дня, и было ясно, что они не собираются причинять ей никакого вреда. Ее кормили, одевали, заботились о ее нуждах, однако не выпускали из комнаты, и ответственный за это стоял перед нею, бесстрастный, словно гранитная колонна.
Внешне он разительно отличался от того дикаря, который поймал и так жестоко скрутил ее в заснеженном лесу. Внушительная, мощная, ладно скроенная фигура в безукоризненной рубашке и килте, чисто выбритое лицо, волосы собраны на затылке и перевязаны черной лентой.
Теперь он действительно выглядел настоящим лэрдом.
— Ты безжалостный негодяй. Мне это стало ясно, едва я тебя увидела.
Сев на низкий сундук возле кровати, Изабо с возмущением повернулась к Алистеру и заметила, что он нахмурился. Конечно, ему не по душе напоминание о том, как он поступил с ней в первую ночь. Порез на горле до сих пор виден.
— Да, ты принял меня за мальчика, но кем же надо быть, чтобы пытать ребенка?
Подойдя, Алистер рывком поднял ее на ноги.
— Я не пытаю детей, мегера! Ты явно была шпионом, хуже того, готовилась к убийству и, невзирая на свою молодость, достаточно взрослая, чтобы понимать, что ты делаешь. Кстати, — гневно добавил он, — если бы я действительно собирался выпытать у тебя все детали готовящегося преступления, неужели ты думаешь, я не смог бы этого сделать?
Внезапно Алистер отпустил ее. Девчонка опять провоцировала его, а он снова шел у нее на поводу, чего она и добивалась в последние три дня. И опять чрезвычайно довольна собой, как если бы что-то доказала.
— А тебе не приходило в голову, — произнес он, стараясь не повышать голос, — что я держу тебя здесь ради твоей собственной безопасности? Допустим, я позволю тебе уйти, и что дальше? Если ты даже выживешь, до бравшись по морозу до своих мятежников, тебя все равно ждет смерть. Вы почти разбиты, говорю тебе, и пощады не будет никому, в особенности убежденным заговорщикам вроде тебя. По-моему, ты еще должна благодарить меня, что находишься в этом замке.
— Благодарить? — в изумлении повторила она. — Должна благодарить за то, что ты продал душу англичанам и безжалостно убиваешь своих братьев шотландцев? — Теперь уже Изабо потеряла контроль над собой. Она шла на него, покраснев от ярости, глаза блестели от непролитых слез. — Ты был в Форт- Вильяме, был при его осаде, Алистер Кемпбелл?
— Да, был.
— Ради всего святого, ты же шотландец, как ты мог?
— Да, я шотландец, один из тех шотландцев, которые не желают видеть на троне вашего претендента.
— Ну разумеется, ведь ты Кемпбелл, — выпалила она, — сын Дэрмида.
Ее оскорбительный тон стал действовать ему на нервы, она говорила с ним так, будто считала его одним-единственным предателем страны, в ее взгляде сквозило презрение.
Алистеру захотелось встряхнуть ее или сделать что-нибудь похуже, и, чтобы не поддаться искушению, он быстро покинул комнату, гадая, что за мазохистское стремление заставляет его каждый день навещать ее, хотя Патрик исправно снабжает пленницу всем необходимым.
Когда раздражение постепенно утихло, Алистер признался себе, что это была цена за обретение спокойствия духа. Ее вид, румянец, глаза, сверкающие яростью, — на все это стоило посмотреть. Он с удивлением обнаружил, что не впервые задается вопросом, был прежде у нее любовник или нет. Жаль, если зря пропали такие пылкость и страсть.
Вернувшись к себе, он достал вещи, которые они забрали после того ночного обыска. Алистер повертел в руках гладкие камни без всяких отметин, не представляя их значения для Изабо. Но еще больше он не понимал, зачем ей брошь. Мужская брошь, принадлежавшая кому-то из клана Макферсонов, возможно, ее любовнику. В открывающемся медальоне оказалась миниатюра дамы.
Это не Изабо, волосы слишком темные, но столь же молодая и очень красивая. Алистер захлопнул крышку, досадуя на свое любопытство. Он не будет ни о чем ее спрашивать, иначе она только получит удовольствие, отказавшись просветить его.
Благоприятная возможность явилась на следующий вечер в лице Сьюзен Фэрфакс, которая одна и без позволения решила навестить Изабо. После ужина она вошла в комнату пленницы, куда ее привело любопытство, а вовсе не ревность. Алистер очень переменился, с тех пор как привез молоденькую якобитку в Данлосси, был расстроенным и озабоченным. Может, другие этого и не заметили, но она улавливала в нем малейшую перемену, даже когда он пытался все скрывать.
Повернув ключ и открыв дверь комнаты, Сьюзен увидела пленницу, свернувшуюся в кресле возле огня. Ей запретили навещать ее из-за враждебности Изабо, хотя, глядя тем вечером на худую, бледную словно привидение, с многочисленными синяками бедняжку, Сьюзен не могла поверить, что та в состоянии причинить ей какой-либо вред.
Но сегодня поднялась с кресла и встала перед ней совершенно другая Изабо. Правда, столь же болезненно-худая, однако в ее больших серых глазах сверкал огонь, которого тогда не было, а в горделивой позе и манере держать голову чувствовалось достоинство. Поскольку густые светлые волосы она собрала по-мужски в косичку, а большинство синяков исчезло, стала видна безупречная кожа лица и шеи.
Обе девушки были высокого роста, может, Изабо чуть выше, однако на этом их сходство заканчивалось. У Сьюзен Фэрфакс были добрые карие глаза, маленький рот и округлые формы, а глубокий вырез желтого бархатного платья выгодно демонстрировал ее роскошную грудь. Она излучала уверенность в собственной красоте и достоинствах.
— Могу я на минутку войти? — с улыбкой спросила гостья.
Изабо кивнула. Она прекрасно знала, почему Сьюзен не появлялась здесь с того первого вечера, и
