вынуждена была действовать в соответствии с обстоятельствами… чтобы не выдать себя.
Стивенс плотоядно улыбнулся.
– Однако вы не обязаны были уложить дюжину наших людей. Но вы нравитесь мне, Сапфир. Вы настоящий наемник, каких я люблю.
– Тайная служба будет скоро распущена. Мне больше нечего терять… Я подумываю о том, чтобы переехать к вам. У меня все еще много друзей в Лондоне.
Из темноты послышался другой голос:
– Но сперва закончим текущие дела.
На этот раз из-за деревьев появился Баснописец на черном скакуне.
Ночью он не облачался в свой сумрачный наряд.
Лицо его было открыто.
– Мы уже на борту. И пути назад для нас нет. Так не пускайтесь же в бесплодные рассуждения… Сосредоточимся лучше на том, что нам предстоит.
Стивенс разглядывал своего союзника с восхищением, смешанным с иронией, которую он неизменно испытывал по отношению к нему. На вид Баснописцу было лет сорок. Голос его был то звонким, то глухим, в зависимости от испытываемых им эмоций. Взор его, хотя внешне и спокойный, выдавал внутренние бури. У него были черные кудри. Рот его постоянно искажала горькая складка, подчеркивающая впалость щек. Тень, залегавшая в этих впадинах, несколько морщин над бровями, запудренные крути под глазами словно бы напоминали о жестоком детстве, но в то же время и о тех годах, которые он потратил на то, чтобы понять природу власти, изучить все закоулки Версаля, наладить контакты с ренегатами Тайной королевской службы и английскими шпионами, и в течение всего этого времени в нем зрела ненависть. Он не был ни красавцем, ни уродом; но, сидя в седле, в струящемся широком плаще, он производил сильное впечатление и в то же время внушал смутный страх. Он был абсолютно неуправляем.
Стивенс никогда не мог до конца разгадать тайну этого человека. Его расследование зашло в тупик, приведя к запутанной сети янсенистов, группировавшихся вокруг прихода Сен-Медар, который часто посещал его наставник, первый Баснописец, аббат Жак де Марсий. Стивенсу не удалось узнать что-либо еще. Кроме того, ему была непонятна жгучая ненависть, которую Баснописец испытывал по отношению ко всем на свете, начиная с Виравольты, но это, по крайней мере, можно было объяснить: тот был убийцей аббата. «Ну что ж, не важно, – говорил себе Стивенс, – Баснописец содействует реализации моих планов». Когда они заключили пакт в Лондоне, Стивенс оценил его острый ум, который с тех пор уже не раз с блеском проявился, но он был также и источником риска. Стивенс оценил его сумасшествие – кропотливость, с которой тот разрезал животных, чтобы набить их соломой; звериный облик его бывшего слуги, горбуна Этьенна; эту изысканную и извращенную любовь к басням, предназначенным для обучения детей, которую Стивенс всегда находил столь же изысканной, сколь и безумной.
Они вместе завербовали агента Тайной службы Сапфир которая не только была идеальным источником сведений о графе де Брогли и его агентуре, но и предоставляла им доступ к некоторым конфиденциальным делам. Эта встреча в лесу предполагала не только прием английских эмиссаров.
– Я многим рисковала, – сказала Сапфир. – И думаю, пора мне получить то, что мне причитается.
Уперев руки в бока, она приблизилась к Баснописцу. Свои пистолеты она уже убрала.
Стивенс и Баснописец переглянулись.
– В самом деле, – сказал Баснописец.
Он без колебаний достал оружие.
Мелькнула краткая вспышка, послышался выстрел, поднялось пороховое облачко.
– Вот, пожалуйста.
Сапфир еще мгновение продолжала стоять с открытым в ошеломлении ртом, с удивленными глазами, постепенно осознавая происходящее. Из звезды на ее лбу брызнула кровь.
– В конце концов, – сказал Баснописец, – вы упустили одну деталь. – Он улыбнулся. –
Сапфир покачнулась и рухнула на землю.
Стивенс, Баснописец на коне и трое помощников обступили три трупа, проклятую троицу.
– Она становилась слишком опасной… и слишком требовательной, – проговорил Стивенс.
– Она хорошо служила.
– Недостаточно, по-моему.
Стивенс поглядел на своего союзника. У Баснописца был озабоченный вид.
– Какая неприятность…
– Что такое?
– Я не предусмотрел для нее басни.
Он почесал подбородок.
– Это потому что… я не был уверен, что убью ее.
Стивенс смотрел на него, не возражая.
– Nobody's perfect.[43]
В конце концов Стивенс повернулся.
Он кивнул своим людям, указывая на трупы.
– Обыщите их и закопайте.
Затем он улыбнулся и обратился к своему сообщнику.
– Дорогой мой, встретимся в особняке. Мы вместе отправимся в Реймс.
И он удалился.
Баснописец двинулся к лесу. Он бросил прощальный взгляд на Сапфир, ее закатившиеся глаза, полуоткрытый рот, устремленный на луну взгляд. Он попытался интерпретировать узор крови на снегу. Ему стало любопытно, как бы выглядел ее труп, если набить его соломой.
Люди Стивенса унесли тела.
Баснописец ощутил на лбу дуновение ледяного ветра; от мороза у него выступила слеза. «И ты тоже, Стивенс, – подумал он, – когда все будет кончено… Мне нужно будет избавиться от тебя. Ты сумасшедший еще в большей степени, чем я. Вся разница в том, что ты этого не осознаешь».
Затем он стиснул зубы, и его черты исказились новым приступом ярости…
Он натянул поводья.
Мученица из Сен-Медара
Тайные архивы, подвал Министерского крыла
Приход и кладбище Сен-Медар, Париж
Салон Мира и Зеркальная галерея, Версаль
«Ах нет, не может быть…»
Во время бессонницы на него снизошло озарение.
Шарль де Брогли был так близок к славе… Его злейший враг, герцог д'Эгийон, вернулся к своим любимым занятиям. С тех пор как Верженн занял пост в министерстве иностранных дел, один из агентов Тайной службы наконец приблизился к высшим эшелонам власти. Брогли сам надеялся получить пост, поэтому не мог не завидовать; но он хотя бы был уверен в том, что внешней политикой государства ведает союзник. Давнишним другом был и дю Мюи из военного министерства. И Сартин тоже. Большинство агентов Тайной службы вышли сухими из воды: Бретей находился в Вене, Дюран стал полномочным министром в Санкт-Петербурге, Сен-Прист – послом в Константинополе, что было досадно. В это время он, Шарль де Брогли, все еще должен оправдываться! Он по-прежнему хранил молчание (во имя интересов королевской четы) о форсированном им расследовании дела Баснописца и его смертоносных эпиграмм и велел Виравольте поступать так же. Все это для блага Короны! Можно ли было в большей мере проявить свою преданность! Несмотря на хорошие новости о назначениях, дела Тайной службы все еще пребывали в беспорядке. Король решил наконец забрать всю их знаменитую корреспонденцию. Он полагал, что эти письма таили в себе опасность. Дважды он безуспешно просил у Брогли произвести дешифровку их кода. Он предлагал выплатить июньское жалованье, после чего Черный кабинет будет распущен. Итак, все подходило к концу!
Людовик XVI желал покончить с Тайной службой.
