грациозно перемещался. Он боялся споткнуться. Тех уроков, которые по инициативе Марии Антуанетты ему дал Гардель из Оперного театра, оказалось недостаточно для того, чтобы выработать у него безупречную осанку. Но он изо всех сил пытался сосредоточиться, чтобы отогнать эти мысли и по мере возможности насладиться уникальным моментом.
Принесли сакральный сосуд с елеем. Король растянулся на полу, раскинув руки крестом, поднялся, затем простерся на длинном квадратном куске фиолетового бархата, в сопровождении архиепископа Реймса. Архиепископ встал, хрустя суставами, а Людовик остался коленопреклоненным. Архиепископ сел напротив него.
Настал момент освящения.
Монарху расстегнули куртку и сорочку, он предстал для ритуального миропомазания елеем.
Лоб.
Трибуны ответили глубочайшим молчанием.
Это молчание означало «да».
Он с жаром произнес клятву.
Конечно, Пьетро слышал об этом. Говорили, что он был изобретен около 670 года. Секретная формула его состава приписывалась Каллинику из Гелиополя в Сирии, или же в Египте, по версии Кедрена. Видимо, он получил ее в результате торговых контактов с китайцами. Эта воспламеняющаяся смесь обладала одним невероятным свойством: она горела при соприкосновении с водой. Именно «жидкий огонь» позволил в 960 году Никифору Фоке при поддержке двух тысяч кораблей нейтрализовать сарацинских пиратов с Крита;
И вот жидкий огонь вновь возрождается!
Пьетро казалось, что перед его глазами мелькают языки пламени.
Он мчался галопом с не отстававшими ни на шаг драгунами и мушкетерами, огибая собор и город с восточной стороны. Они скакали по ущелью к холмам, возвышавшимся вокруг города, под прикрытием тенистого леса, который располагался рядом с засаженными виноградными лозами склонами. Лошади хрипели, из-под копыт летели комья земли. Пьетро на мгновение замедлил бег коня, чтобы сориентироваться. Сейчас они находились над городом и над собором, едва ли на расстоянии одного лье. Они поднялись еще выше – и в конце концов Пьетро понял, что не ошибся. С паперти собора, из центра города разглядеть их было невозможно, но они были здесь. На склоне находилось около сотни мужчин. Пьетро был ошеломлен, но у него не оставалось времени подробнее разглядеть устрашающее орудие, которое они установили на вершине холма. Эти причудливые механизмы, как осознал венецианец, напоминали те, которыми в прошлом были оснащены корабли византийцев. Как в былые времена на кораблях, свинцовые или медные жерла сокращали адскую дистанцию, приближая мишень к глотке льва или морского чудовища, готового вылить на врага поток огня. Другим концом жерла были опущены в огромные котлы, наполненные жгучей смесью, которую приготовляли у него на глазах. На склоне холма была укрыта дюжина этих стволов. Каждый обслуживало четверо человек, одетых в черное, готовых пролить этот пламенный и смертельный огонь на собор и на весь город!
Глаза Пьетро расширились от ужаса. Жерла могли поворачиваться вокруг своей оси и следовать за превратностями боя по воле тех, кто ими управляет. Как будто для равновесия, рядом с ними были установлены пушки, которые, видимо, должны были напомнить, что на смену небесному пламени пришло другое пламя – черного пороха.
– По моей команде
Пьетро вторгся в скопище врагов, словно собака, выскочившая посреди игроков в кегли. В панике повсюду носились, ржали и вставали на дыбы лошади. И вдруг Пьетро увидел их – Баснописца в капюшоне, верхом на кобылице цвета воронова крыла, а рядом с ним, у самого края косогора – лорда Стивенса. Венецианец спрыгнул с коня, одной рукой выхватывая из ножен шпагу, другой – пистолет. Несмотря на сумятицу, мушкетеры последовали его примеру. Внезапность нападения сыграла свою роль. В течение нескольких секунд все находились в замешательстве. Люди Баснописца обменивались озадаченными взглядами, холм содрогался, как под натиском бурных валов. Затем тут, в нескольких сотнях метров от собора, этого святилища, где собралось все, что было во французском королевстве благородного и великого, развернули сифоны, скорректировали пушки, выхватили сабли и пороховые шашки. Баснописец поднял на дыбы свою кобылицу и в свою очередь вынул оружие.
– Ну а сейчас наш ход! – крикнул Пьетро.
Холм воспламенился.
Король продолжал подчиняться и по мере своего обнажения парадоксальным образом приобретал все новые качества. Он вновь надел тунику, далматику и плащ. Потом настал момент, которого ожидали, на который уповали все собравшиеся. Совершающий богослужение подошел к коленопреклоненному перед алтарем Людовику, а корону торжественным жестом подняли на высоту вытянутой руки. Это была диадема Шарлеманя и монархов Франции. Как было заведено со времен Филиппа Августа, двенадцать пэров приблизились и, образовав круг, дотронулись до нее перед тем, как она коснулась королевского чела. В это мгновение, длившееся целую вечность, протянувшееся до самого конца Истории, Людовик XVI, у которого пересохло горло, принимая этот немыслимо тяжелый головной убор, не смог сдержать гримасы…
– Она… она слишком давит!
И его фраза запомнилась навсегда.
Тут же тяжелую корону заменили иной, усыпанной бриллиантами, сверкающей, изготовленной специально для него.
Настала очередь меча Шарлеманя, который принесли на бархатной подушке.
Он взял его в руку и поднял острием к небу.
На ногах у него были легкие башмаки с золотыми шпорами.
На пальце – кольцо властелина.
В свободной руке скипетр.
За ним простиралась горностаевая мантия с тридцатью вышитыми золотой нитью узорами.
Все сливалось перед его глазами. Это было настоящее пекло. По четырем ступеням он поднялся к поджидавшему его трону, у которого не было ни спинки, ни подлокотников, так как теперь монарх больше не нуждается в опоре. Он был вручен Богу и своему народу! Поднявшись, он обернулся и наконец – наконец- то! – сел.
Вначале казалось, что гул поднимается из глубины веков. Затем он стал более ритмичным, к нему присоединился звон колоколов. И вдруг началось извержение. Гремели фанфары, воспламеняли
