– После чего было нетрудно завести дело, представив его экстремистом» противящимся австрийскому альянсу, а кроме того, и опасным сатанистом или мистиком и почти еретиком, посещающим конвульсионистов Сен-Медара! Я всегда думал, что этот портрет не совсем… логичен. Все это можно было сфабриковать за три дня. Да что я говорю: за одну ночь. И переходим к следующему делу!
Пьетро прищурился. Граф защищался:
– О ребенке я понятия не имел, Виравольта. Король мне и в самом деле намекнул на какую-то женщину… заявляющую, будто состояла в связи с ним… Он говорил, что женщина эта использует аббата для распространения самых необоснованных слухов. Он сам мне не все рассказал, Виравольта, понимаете?
На несколько мгновений Шарль замолчал, затем вновь заговорил:
– Марсий стал представлять угрозу для государства. Он мог распространить и другие эпиграммы, Виравольта. Его ошибкой было то, что он говорил правду. Но и то верно, что мы сами написали некоторые из них, чтобы иметь больше доказательств. Разумеется, все это… между нами.
Они молча посмотрели друг на друга.
Пьетро покачал головой.
– Конечно, д'Эгийон никаких подробностей не знал, когда поручал мне расследовать дело. Но вы? Когда вновь появились и эпиграммы, и его имя?
– Я ни в чем не был уверен. Кроме того, в тот момент над Тайной службой нависла опасность. Я должен был сражаться сразу на нескольких фронтах. Мне требовалось время, чтобы во всем разобраться, затем найти подтверждение в лице Мари Дезарно! Ее имя фигурировало в рапортах… но подразумевалось, что она была любовницей… аббата. А не короля! Он даже не сообщил мне ее имя! Это была просто еще одна женщина, Виравольта! Уличная девка. Он о ней
Пьетро тряхнул головой.
– Но вы отдаете себе отчет?
Граф положил ему руку на плечо.
– Он продолжал представлять угрозу для государства. А если бы Франция в торжественный день узнала о незаконном королевском сыне? Людовик Август женился на Марии Антуанетте, Франция вступала в брачный союз с Австрией!.. Мы думали о мировой стабильности, Виравольта! О государственных интересах. О политике.
Пьетро в свою очередь горько улыбнулся.
– Понимаю. Но уж не думаете ли вы и в самом деле, что незаконный отпрыск способен поколебать французский престол?
– В его жилах все же течет королевская кровь, мой друг. Империи рушились и не из-за таких мелочей.
Пьетро и шеф Тайной службы замолчали.
В этот момент королевский офицер, посланный прямо из Версаля, галопом прискакал к паперти собора.
– Дорогу! Дорогу! Письмо от господина Марьянна, из Королевского ведомства, для Черной Орхидеи!
Пьетро вскрыл новое послание Августина Марьянна.
Виравольта понял. Он посмотрел на Шарля де Брогли, еле сдерживая крик. Анна приблизилась к ним. Она улыбнулась.
– Новая игра?
Пьетро вспомнил. Если Баснописец не откажется от исполнения своего последнего плана…
Лев состарившийся
Партия была еще не завершена.
В Реймсе Анна, Пьетро и Козимо остановились недалеко от гвардии и королевской четы. Их номера находились в гостинице, расположенной напротив собора. Глубокой ночью все наконец стихло, замолкло, было слышно лишь дыхание двух человек.
В небе светила луна. Анна и Пьетро занимались любовью. Он смотрел на ее грудь. На лихорадочный румянец щек. На полуоткрытые губы, с которых слетал то вздох, то стон. Анна Сантамария. Черная Вдова из Венеции. Боже мой, как он ее любит! Он всегда ее любил и всегда будет любить. И хотя во времена его буйной молодости у него были многочисленные любовницы, это чувство оставалось, пожалуй, самой великой тайной его жизни.
Она улыбнулась ему.
Через несколько минут они лежали рядом, прижавшись друг к другу. Анна клонилась над ним, заглянула ему в глаза, погладила по щеке.
Они молчали.
Долгожданная тишина.
Затем, кашлянув, нежным голосом, нос оттенком недоверия, она прошептала:
– Пьетро, любовь моя… Чего же ты ищешь?
Он не ответил. Она повторила:
Пьетро все еще не отвечал.
Это был превосходный вопрос.
Баснописец стоял под проливным дождем, сложив руки на груди.
Капли стекали по капюшону и черному плащу.
В небе плыла луна.
Он стоял у могилы, глядя на надпись, которую видел тысячу раз.
Он приходил возлагать цветы на могилу. Дикие георгины в знак благодарности. Лилии в знак чистоты. Лаванда в знак почтительной нежности. Вереск в знак любви, отравленной одиночеством. Листья абсента в знак отсутствия. Он также передвинул чучело птицы, оставленной в виде приношения у подножия памятника.
Его дух был взбудоражен звериным и дьявольским шабашем, и, пока он стоял здесь, среди крестов и могил, его трясло от гнева.
С тех пор как он приступил к выполнению своего плана мести, он не видел Мари, своей матери. Она уже давно считала его мертвым. Так было лучше. Ему тоже следовало исчезнуть. Это был способ защитить и ее, и себя. Он уже боялся, как бы новый аббат, Жан Моруа, не догадался о его присутствии. Моруа, должно быть, недоумевал,
Он не смог более сдерживать свою ярость и закричал. Изо всех сил он старался придерживаться своего плана, дополняя умышленные убийства действиями, продиктованными необходимостью. Он все еще желал придать своему гневу четкое направление и действовать логично и рационально. Его безумие смешивалось с ледяным расчетом, его организаторские способности – с талантом хамелеона. Но куда же привел его прекрасный план? Бесспорно, он бросил вызов лучшим агентам короля. Речь больше не шла о мелких осведомителях Виравольта не погиб в львиной клетке. Его неожиданное спасение еще раз пошатнуло всю созданную им структуру. К тому же живы остались д'Эон и Бомарше! И венецианец нагрянул в Эрбле, а затем в Реймсе внес смятение в их ряды.
