злодействуют среди нас, стараясь еще больше дискредитировать наше правительство. И я совершенно убежден, что нахожусь у них под прицелом. И вы наверняка тоже. Но слишком обширный заговор быстро обернется против них самих. Пожалуй, это единственное, что их останавливает. Наша война более коварна: скрытая битва, война группировок и рангов, игра властей! Я хотел предупредить дожа, который давно делает вид, будто меня не слышит. Но многие правовые нормы, которые мы пытаемся провести, натыкаются на всевозможные препятствия, мешающие их осуществлению. Мне чинят препятствия везде, куда бы я ни совался. О конечно, никаких официальных шагов против меня не предпринимается, все проделывается весьма ловко и расчетливо и таким образом, что я не понимаю, откуда в точности нанесен удар. Теперь вам ясно, почему у моей дорогой Лучаны украли эту брошь и подкинули в Сан-Лука? Естественно, чтобы подставить меня. Они хотят моего падения! Моего и моих сторонников! И я не могу попросить о защите. Кто может гарантировать, что среди этих защитников не окажется тех, кто ведет двойную игру? Не доверяйте никому, друг мой, ибо под подозрением все…
Эту тираду Джованни Кампьони выдал на одном дыхании и, лишь закончив, перевел дух. Плечи его внезапно поникли. Он покачал головой:
— Впрочем, достаточно. Я и так сказал вам слишком много.
У Пьетро еще была масса вопросов, но сенатор жестом остановил его:
— Нет, хватит! Я сейчас рискую двумя жизнями, своей и вашей. Оставьте меня в покое, прошу вас. Мне нужно поразмыслить, как нам защититься, мне и моим ближним. Если вдруг у меня появятся интересные для вас сведения, я как-нибудь исхитрюсь их вам передать. Где вы обосновались?
— В доме Контарини.
— Хорошо… Но пообещайте мне, что какие бы сведения я вам ни передал, вы не поделитесь ими ни с кем, кроме дожа. Это ясно? Ни с кем, включая членов Малого совета и Совета десяти!
— Обещаю.
Кампьони удалился с мрачным видом, размахивая рукой, словно прогоняя Пьетро.
Виравольта остался в одиночестве посреди Брольо.
«Диктатура в Венеции! Заговор сатанистов!»
Черная Орхидея гладил пальцами округлые ягодицы Анциллы Адеодат. Та лежала рядом и, смеясь, читала в лицах театральную пьесу. Кстати говоря, делала она это довольно талантливо, время от времени поворачиваясь к улыбавшемуся Виравольте. Но мысли его бродили далеко. Пьетро погладил кудрявые волосы молодой женщины, которую в очередной раз позаимствовал у мужа, милейшего капитана Арсенала, болтавшегося где-то в водах залива. Прекрасная Анцилла была очень поэтична. Она хранила воспоминания о цветущих садах и оливах родного Кипра, об охряной пыли, ароматах и восточных пряностях. Ее мать, родом из Нубии, продали в рабство итальянскому отцу Анциллы, жителю Вероны. Анцилла, которую всю жизнь продавали или давали в пользование, как вещь, обязана была своим спасением восторженной любви симпатичного капитана, довольно терпимо относящегося к ее выходкам. Сам он шлялся по городам и весям и явно полагал, что все, способствующее счастью молодой женщины, хорошо и для него. Главное, чтобы она всегда возвращалась к нему, когда он находится в Венеции. Пьетро мог только приветствовать любезную самоотверженность бравого офицера.
По комнате разнесся смеющийся голос Анциллы:
— «Фульдженцио: Да выслушайте же меня, прошу вас, и ответьте как должно. Господин Леонардо вот-вот заключит выгодный брак.
Бернардино: Тем лучше, я счастлив.
Фульдженцио: Но если он не изыщет способа заплатить долги, то рискует упустить эту выгодную женитьбу.
Бернардино: Как? Такому человеку, как он, достаточно лишь топнуть ногой, чтобы на него отовсюду посыпались деньги…»[17]
Повернувшись к Пьетро, Анцилла продолжила чтение:
— «Пьетро: Я тебя больше не слушаю, свет моих очей.
Анцилла: Почему ты так хмур, Пьетро? Ау! Пьетро!»
Очнувшись от размышлений, Виравольта виновато улыбнулся:
— Прости, Анцилла. Просто… У меня голова занята странным делом.
Анцилла повернулась на бок, затем уселась по-турецки, сложив руки на коленях. Пьетро с удовольствием любовался изгибом ее ног и грудью с коричневыми сосками. Молодая женщина взяла со стоящего рядом столика фрукт, откусила кусок и с набитым ртом спросила:
— Не расскажешь? Может, я тебе шмогу помочь… М-м, фрухш вошхительный…
— Нет, милая. О таких делах лучше не распространяться.
— Да что у тебя за дела с Советом десяти? Знаешь, о тебе уже начинают шептаться…
— Я это предвидел. А что в точности…
Пьетро замолчал, потому что кто-то постучал в дверь.
Виравольта встал, быстро оделся и пошел открывать. В коридоре стоял мальчонка в лохмотьях, радостно улыбаясь и почесывая нос. Мордашка чумазая, во рту не хватало пары зубов. Но огромные глазищи, лучистые и веселые, затмевали все остальное.
— Кто тебя сюда пропустил, а?
Мальчуган заулыбался еще шире:
— Виравольта де Лансаль?
— Он самый.
Парнишка протянул сложенное вчетверо запечатанное письмо.
Удивленный Пьетро взял послание и собрался было закрыть дверь, но ребенок не сдвинулся с места. Виравольта мгновенно все понял, порылся в кошеле и дал пареньку несколько мелких монет. Тот кубарем скатился с лестницы и исчез. Заинтригованный Пьетро распечатал письмо. Сидевшая на кровати Анцилла выпрямилась.
«Не слишком ли быстро разворачиваются события?» — подумал Пьетро, читая послание.
«Птицы соберутся полным составом в своей вольере; чтобы ими полюбоваться, нужно поехать на материк, на виллу Мора, что в Местре. Это развалины, но место идеальное, дабы многим согреться у большого костра и поделиться маленькими секретами. Однако внимание: как и на карнавале, требуется костюм.
Дж. К.».
Дж. К. Джованни Кампьони. А птицы, очевидно, Огненные.
— Плохие новости? — поинтересовалась Анцилла.
— Вовсе нет, лапушка. Наоборот…
Пьетро уселся в глубокое кресло, положив ногу за ногу и пристроив руку на подлокотник, снова погрузился в мысли. Анцилла, нетерпеливо вздохнув, принялась причесываться.
— Ладно… Раз ты не хочешь поделиться со мной своими тайнами…
Она снова упала на кровать и вернулась к чтению. Он потянулся к низенькому столику рядом и положил на него письмо. На маленькой вышитой скатерке стояла бронзовая статуэтка Цербера, трехглавого пса, стража ада.
Пьетро некоторое время рассматривал разверстые пасти твари, мускулистые бока, раздвоенный хвост. И ему показалось, будто он слышит яростный лай чудовища, изрыгающего адский огонь.
Некоторые мысли иногда бродят замысловатыми и неожиданными путями, прежде чем вылиться в озарение. Такие мгновения внезапного подъема крайне редки. И Пьетро, положив письмо на столик, пережил именно такой момент. Вопросы, роившиеся в мозгу, внезапно выстроились в логическую цепочку, приведшую к разгадке, до сих пор ускользавшей. Обе надписи — и на теле Марчелло, и в церкви Сан- Джорджо Маджоре… «Я был здесь внове, — мне ответил он, — когда при мне сюда сошел Властитель, хоруговью победы осенен…» Фраза Эмилио Виндикати: «Ты только что ступил в преддверие ада, поверь
