собой дифференциацию: не потому, что причина в процессе актуализации становится неким высшим Единством, а, напротив, потому, что диаграмматическое множество не может актуализироваться, а дифференциал сил не может интегрироваться иначе, как отправляясь по расходящимся путям, распределяясь до дуализма, следуя линиям дифференциации, без которых все осталось бы в дисперсии причины, не приведшей к своему следствию. То, что актуализируется, может делать это только посредством раздвоения или диссоциации, создавая дивергентные формы, между которыми оно и распределяется[24]. Именно здесь, следовательно, и возникают великие дуальности, классы, или же правители-управляемые, общественное-частное. Более того: как раз здесь и расходятся или дифференцируются две формы актуализации: форма выражения и форма содержания, дискурсивные и недискурсивные формы, форма зримого и форма высказываемого. И происходит это именно потому, что имманентная причина игнорирует формы, как в их материи, так и в их функциях, потому что она актуализируется в зависимости от центральной дифференциации, которой, с одной стороны, предстоит сформировать зримую материю, а с другой — формализовать высказываемые функции. Между зримым и высказываемым находится зияние, разрыв, но этот разрыв форм представляет собой место, или, как говорит Фуко, 'не-место', где исчезает неформальная диаграмма, чтобы воплотиться в двух непременно дивергентных, дифференцированных, несводимых друг к другу направлениях. Следовательно, конкретные схемы взаимодействия расщепляются, и как раз в появляющихся таким образом зазорах осуществляется работа абстрактной машины.
Таково решение двух проблем, поставленных в книге 'Надзирать и наказывать'. С одной стороны, дуальность форм и формаций не исключает общей имманентной причины, действующей в неоформленном. С другой стороны, эта общая причина, предполагаемая в каждом случае и в каждом конкретном устройстве непрестанно отмеряет смешения, захваты и перехваты элементов или сегментов обеих форм, хотя последние являются и остаются несводимыми друг к другу, гетероморфными. Не будет преувеличением сказать, что всякое устройство представляет собой жидкую кашу, в которой перемешано зримое и высказываемое: 'Тюремная система объединяет в одном и том же образе разные виды дискурса и архитектуры', программы и механизмы[25]. 'Надзирать и наказывать' — это книга, где Фуко явным образом преодолевает очевидный дуализм своих предшествовавших книг (этот дуализм уже проявлял тенденцию к самопреодолению, развиваясь в сторону теории множеств). Если знание состоит в переплетении зримого и высказываемого, то власть выступает как его предполагаемая причина, и наоборот: власть подразумевает знание как бифуркацию, как дифференциацию, без которой она не смогла бы перейти к действию. 'Не существует отношения власти без коррелятивного формирования поля знания, как знания, которое не предполагало бы и не конституировало бы одновременно отношений власти'[26]. Ошибкой и лицемерием было бы считать, что знание появляется лишь там, где взаимодействия между силами временно прекращены. Не существует такой модели истины, которая не отсылала бы к какому-нибудь типу власти; нет ни знания, ни даже науки, которые не выражают или не вмешивают в свою практику какую-либо осуществляющую свои функции власть. Всякое знание движется от зримого к высказываемому и обратно; и все-таки между ними нет ни общей тотализирующей формы, ни даже конформности или взаимно однозначного соответствия. Между ними существуют лишь трансверсально действующие соотношения сил, которые обнаруживают в дуальности форм
условие для собственного действия и собственной актуализации. Если происходит коадаптация форм, то она возникает при их 'встрече' (если оказывается вынужденной), а не наоборот: 'встреча получает свое обоснование только благодаря новой необходимости, которую она образует'. Так, например, обстоит дело со встречей 'зримостей' тюрьмы и высказываниями уголовного права.
Что же Фуко называет машиной, абстрактной или конкретной (он говорит о 'машине-тюрьме', но также и о машине-школе, машине-больнице…)?[27] Конкретные машины — это схемы взаимодействия, биформальные устройства, а абстрактная машина — это неформальная диаграмма. Короче говоря, машины бывают социальными прежде, чем стать техническими. Или точнее, прежде, чем появляется технология материальная, существует некая человеческая технология. Несомненно, она оказывает свое воздействие по всему социальному полю, но для того, чтобы она сама стала возможной, необходимо, чтобы ее инструменты и материальные машины были отобраны диаграммой и приняты в схемы взаимодействия. С подобной необходимостью часто сталкивались историки: оружие гоплитов включается в схему взаимодействия военного строя фаланги; стремя избирается диаграммой феодального строя; развитие от палки-копалки к мотыге, а затем к плугу не выстраивается линейным образом, а 'отсылает' к соответствующим коллективным машинам, видоизменяющимся в зависимости от плотности населения и времени распашки пара[28]. В этой же перспективе Фуко демонстрирует, почему винтовка как инструмент существует только в рамках 'совокупности устройств, принципом которых является уже не подвижная или неподвижная масса, а геометрия отделяемых и составляемых сегментов'[29]. Итак, технология представляет собой явление прежде всего социальное, и только потом — техническое. 'По сравнению с доменными печами или с паровой машиной, паноптигзи не так хорошо известен… Но было бы несправедливо сравнивать дисциплинарные технологии с такими изобретениями как паровая машина… Их гораздо меньше, и тем ке менее, в некотором смысле, их намного больше'[30]. Если же: технологии в узком смысле этого слова 'укореняются' в схемах взаимодействия, то происходит это потому, что сами: схемы взаимодействия со своими технологиями подбираются с помощью диаграмм: например, тюрьма может существовать в самодержавных обществах как явление маргинальное (письма с королевской печатью о заточении без суда к следствия); как аппарат она начинает существовать лишь с того момента, когда новая диафамма, диаграмма дисциплинарная, дает ей возможность переступить 'технологический порог'[31].
Все это выглядит так, как если бы абстрактная машина и конкретные схемы взаимодействия образовали два полюса, при том что переход с одного из них на другой происходил бы едва заметно. Порой схемы взаимодействия распределяются по жестким и: компактным сегментам, четко отделенным друг от друга перегородками, непроницаемыми границами, выраженными формально (школа, армия, мастерская, в известных случаях — тюрьма, и, как только мы попадаем в армию, нам говорят: 'Ты уже не в школе'…). Иногда, напротив, они сообщаются между собой в рамках абстрактной машины, которая наделяет их гибкой и диффузной микросегментариостыо, такой, что все они становятся похожими друг на Друга, и тюрьма распространяет свою функцию на всех остальных, рассматриваемых теперь как переменные одной и той же, не имеющей формы, сплошной функции (школа, казарма, мастерская — это уже тюрьмы…)[32]. Если мы непрестанно переходим с одного полюса на другой, то это происходит оттого, что каждая схема взаимодействия включает эту абстрактную машину, 30 нн, 226.
хотя лишь до определенной степени: это нечто вроде коэффициентов осуществления диаграммы, и чем выше степень включения одной схемы взаимодействия, тем сильнее она рассеивается в других схемах, адекватных всему социальному полю. Здесь метод Фуко обретает максимум гибкости. Дело в том, что коэффициент меняется прежде всего от одной схемы взаимодействия к другой: например, военно-морской госпиталь располагается в месте пересечения маршрутов кораблей, размещает контрольные пункты по всем направлениям, контролирует все передвижения, что превращает его в 'перекресток', обладающий высокой степенью проявления абстрактной машины, в медицинское пространство, соответствующее целой диаграмме[33]. Однако коэффициент может меняться и внутри одной и той же схемы взаимодействия, и при переходе от одного социального поля к другому, да и в пределах одного и того же социального поля. Так, например, обстоит дело с тремя стадиями тюрьмы: в автократических обществах она существует лишь 'поодаль' от прочих схем взаимодействия, имеющих отношение к наказаниям, поскольку она реализует диаграмму автократической власти лишь в малой степени. И, напротив, она начинает распространяться по всем направлениям и не только берет на себя осуществление целей уголовного права, но и пропитывает своим духом другие схемы взаимодействия, потому что эффективно реализует требования дисциплинарной диаграммы (при этом ей еще нужно избавиться от 'дурной репутации', доставшейся ей от ее предыдущей роли). И, наконец, нельзя быть уверенным в том, что дисциплинарные общества позволили бы тюрьме сохранить этот высокий коэффициент, если бы в своей эволюции они нашли другие средства для реализации своих целей, связанных с осуществлением уголовных наказаний и выполнением диаграммы во всем ее объеме: отсюда тема пенитенциарной реформы, которая все настоятельнее заявляет о себе в социальном поле, чтобы, в
