– А что Куба, уже ничего?
– Я отлично понимаю, что ты ездил туда для некоторых людей.
– Это когда о Кубе только и писали в газетах.
– Ты и для Бюро кое-что делал, – произнес Карлински.
– Где это? Я не ослышался?
– Перестань. Ты добровольно предложил свои услуги ФБР в марте 1959. Они завели досье.
– Джек, ты знаешь то же, что и я.
– Возможный информатор. Немного рассказал тут, немного – там.
– Для собственной безопасности, на случай, если против меня что-то имеется, чтоб я мог сказать – смотрите.
– Джек, лично для меня это неважно. Я ценю, что ты известен и в Новом Орлеане, и в Далласе. Ты в Далласе знаменитость.
– У меня есть связи еще с прежнего Чикаго, ими я горжусь больше всего в жизни. Ньюберри-стрит, Морган-стрит, ручные тележки, наши ребята.
– Мы все любим рассказы о старом Чикаго. Думаешь, я сам здесь родился? Никто в Далласе не родился, все мы несем в себе часть старого Чикаго, уличной жизни, лихих деньков. Но сейчас мы говорим о весьма значительной ссуде, и мальчики, естественно, кому попало свои деньги не отдадут.
Джек покопался в ящиках стола.
– Вот смотри, у меня тут залоги в счет уплаты налогов, отказы от компромиссных предложений. Все подряд хотят вытрясти из меня налоги. Меня убивают, Джек. У них на меня досье вот такой толщины. И я бегаю как заведенный, только чтобы выплачивать по чуть-чуть. Две сотни долларов, две с половиной сотни. Другими словами, даю им понять, что мне не все равно. Но это как мальчик на побегушках. Я должен сорок четыре тысячи долларов одному только Налоговому управлению США еще этот профсоюз, который требует, чтобы я сократил часы работы девочкам, потом эти конкуренты по соседству, они убивают меня своими любительскими шоу, и ко всему прочему эта девица из Нового Орлеана, из-за которой меня прикроют, потому что она срывает с себя трусы.
У Джека Карлински был невидимый смех. Этот смех слышно в горле, но на лице не появляется ни тени улыбки. Он сидел в спортивной куртке поверх водолазки и курил тонкую сигару. Джек оценил обувь и стрижку. Он признавал налево и направо, что жить ему – еще учиться и учиться.
– Я говорю своему адвокату устанавливать по восемь центов с доллара.
– Джек, они тебе сами скажут.
– Я знаю.
– Это предложение не из тех, что они жаждут принять.
– Так что я должен сам решать.
– Ты должен сам решать, кому хочешь быть должен эти деньги. Это же не фонд. Я договорился так, что не буду накручивать пять пунктов в неделю, как соседский ростовщик. Речь идет о ссуде в сорок тысяч долларов. О сумме порядка тысячи в неделю – и энергично.
– То есть за год всего девяносто две тысячи.
– Или плати в темпе и дальше.
– Пока яйца не отсохнут.
– Правильно, Джек.
– Кстати. А если я не заплачу неделю?
– Одну неделю они потерпят. По голове бить не будут. Потерпят, Джек.
– А две, три недели?
– Тогда тебе придется взять вторую ссуду. Не лучший выход, потому что ты будешь платить процент с одной суммы, тогда как на самом деле тебе дали меньше. Хочешь, дам совет?
– Ну?
– Если честно, не стоит брать эту ссуду. Ты не сможешь получать прибыль отдел, которые прокручиваешь здесь. Угодишь в глубокую яму.
– Это моя яма, Джек.
– Яма твоя, но деньги не твои.
– Что будет, если я, например, пропущу пять или шесть недель?
– Если ты выжат как лимон, они просто остановят часы. То есть заплати основную сумму и забудь о процентах. Иными словами, мы знаем этого человека и условимся на долю в его бизнесе плюс изначальную сумму. Они не станут разрушать здание.
– Но отберут мой бизнес.
– Таковы правила игры.
– А если я не заплачу основную сумму?
– Джек, я же тебе говорю. Поищи другие средства.
– В банке устроят проверку кредитоспособности. Мне и десяти центов не дадут.
– Может, друзья, родственники. Возьми партнера в дело.
– Я не могу работать с другими. У меня и так есть помощники. Сестра заправляет моим «Вегасом». Мы постоянно ссоримся.
– Мне кажется, ты не слишком разумно рассуждаешь. Ты не ухватил сути. Ты не бригада, Джек. Пойми, дело в связях.
В зале звучала барабанная дробь.
– Ладно. Скажи им вот что. Я согласен на пять сотен в неделю, на год, если к тому времени оживут съезды.
– Я заключил тут серьезную сделку.
– Джек, передай им все, ладно? И скажи, что я постоянно общаюсь с Тони Толкачом. Говорят, что он на короткой ноге с Кармине Латтой.
– Кармине не ростовщик, по большому счету.
– Ты главное скажи, что меня знает Тони Асторина.
Карлински посмотрел на него. Безмолвное ожидание. Затем пообещал передать все, что просил Джек. У него был глубокий мягкий размеренный голос, теперь прозвучавший глухо, и особняк с гигантским прожектором, и прекрасный бирюзовый бассейн, и четыре дочери с сыном, и Джек Руби подумал – наверное, этого достаточно, чтобы казаться непобедимым.
Они пожали друг другу руки, затем Карлински снова шагнул в кабинет, ненадолго, будто хотел поделиться великой тайной.
– Этот жакет – мохеровый. Гляди…
Они прошли к узкому лестничному пролету. Снова обменялись рукопожатием. Выл саксофон. В баре Джек запил стаканом воды таблетку «Прелюдина», чтобы будущее предстало в светлых тонах. Затем прошелся между столиками и смешался с толпой. Какой смысл держать клуб, если не получается?
Домашний ужин проходил тихо, в сопровождении концертов для клавесина и легкой беседы. Берил смотрела, как муж подносит к губам бокал вина. Ларри не пил вино. Он его смаковал. Наслаждался букетом – сухим или сладким. Так мы и строим цивилизацию, любил говорить он. Смакуем вино.
– У тебя печальный вид, – сказала Берил. – Ты давно не был довольным. Хочу, чтобы тебе снова стало хорошо. Скажи что-нибудь веселое.
– Это ты у нас веселая.
– Да, я у нас веселая, странная, маленькая. Хочется, чтобы ты взял на себя одну из этих неблагодарных ролей.
Какое-то время они ужинали молча.
– Помнишь тот ракетный люк? – спросил он. – Уже месяцев десять прошло с тех пор, как «У-2» сфотографировал боевые ракеты на Кубе. И знаешь что? Они придумали кое-что еще.
– И что же это такое?
– Советские геологи обнаружили крупное месторождение нефти. Причем именно в том месте, где я заключил контракт на бурение. На прошлой неделе я видел снимки, они такие подробные, что я узнал местность. Я там был. Стоял прямо там. Посещал месторождения. Мы проводили разведку нефти. За нами стояли большие деньги.
