но не исправлял от избытка эмоций, а еще из-за подспудного любопытства и смутного желания позабавить меня.
Чарлз Мейтленд сидел один в баре гостиницы «Гранд Бретань» — сейчас, ранним вечером, здесь было сумрачно и тихо. Заметив меня на пороге, он поднял взгляд. Его рот сразу растянулся в улыбке, в глазах вспыхнуло что-то вроде тигриного блеска.
— А, хитрюга Джеймс. Садитесь, садитесь.
— Что пьете? Мне бы чего-нибудь прохладного и полегче.
— Прохладного и полегче? Лихо же вы все это провернули.
— О чем вы говорите?
Бармена не было за стойкой. Я слышал, как он беседует с официантом в заднем помещении.
— Я всегда считал Джорджа Раусера дураком. А дурак-то оказался я, верно?
— Почему вы дурак, Чарли?
— Да ладно, ладно.
— Не понимаю, на что вы намекаете.
— Ага, конечно. Черта едва я поверю, Акстон. Экий вы ловкач, я ведь ничего не подозревал. Мне и в голову не приходило. Вы были неподражаемы. Откровенно скажу, я восхищен, даже чуточку завидую, знаете ли. Кажется, мы с вами без малого год выпиваем вместе? И вы не допустили ни одной промашки. Ни разу не дали мне повода что-либо заподозрить.
Появился официант. Чарлз заказал мне коктейль и стал молча, внимательно разглядывать меня, словно пытаясь понять задним числом, какая черта в моей внешности могла бы позволить ему догадаться. Догадаться о чем? Я снова попросил объяснений.
— Вы держитесь молодцом, — сказал он. — Что значит профессионал. Но это уже неактуально, правда? Вы просто отдыхаете с другом.
— Что неактуально?
— Да ладно, ладно.
Он весь лучился удовольствием и восхищением, даже порозовел, поднося спичку к кончику сигареты. Я решил переждать. Завел разговор о его новой работе в Заливе, поздравил его, расспросил о подробностях. Когда я выпил полбокала, он вернулся к первоначальной теме — видно, ему не хотелось с ней расставаться.
— Повезло, что я наткнулся на эту заметку. Теперь-то я уже не так аккуратно слежу за событиями. А раньше ведь прочитывал все сводки новостей и обзоры от корки до корки.
— И что же там говорится?
Он улыбнулся.
— Только то, что «Северо-Восточная группа», американская фирма, торгующая политической страховкой, поддерживала связь с Центральным разведывательным управлением США с момента своего основания. Дипломатические источники, и так далее.
Я невольно отвел взгляд в сторону: теперь настала моя очередь вспоминать и сопоставлять. Я отдавал себе отчет в том, что прищурился в полутьме — так на картинках изображают людей, созерцающих необычный предмет или сооружение. Вошли двое мужчин, послышалась французская речь.
— Конечно, вам было заранее известно об этой утечке. Вы знали, что предприятие лопнуло.
— Раусер знал.
— А вы от него, так ведь?
— Если учесть, какие трудные у него сейчас времена, он был на удивление осторожен, — сказал я. — Где именно вы видели сообщение?
Улыбается, подыгрывает мне.
— А что, разве их было несколько? Сомневаюсь. Они бы вряд ли успели. В «Вестнике по вопросам безопасности на Ближнем Востоке». Я всегда его читал. Правда, в последние годы меньше. Но до сих пор выписываю. А этот номер случайно попал ко мне в руки, когда я был в Заливе. Свеженький. Личный экземпляр министра нефти.
— Он что, так и называется — министр нефти?
— Министр нефти и полезных ископаемых.
— Изящно.
— Вы держались великолепно, Джеймс. Все это время вести тайные переговоры с ЦРУ. Вот уж не думал, что Джордж Раусер на такое способен. Надо сказать ему как-нибудь, что я его недооценивал.
— Как это было сформулировано?
— Ну, как обычно формулируют такие вещи. Сами знаете не хуже меня. «Дипломатические источники, прибывшие в Лондон из Багдада и Аммана, сообщают, что службы безопасности на Ближнем Востоке обнаружили связь…», и т. д., и т. д. Что мне любопытно знать, так это была ли ваша фирма полноценным филиалом или просто удобным источником информации. Не то чтобы я спрашиваю, вы понимаете. Они обозначили только суть дела. Ясно, что гораздо больше осталось в тени, что все это колоссально интересно, и я надеюсь в один прекрасный день услышать от вас подробности, Джеймс.
— Допивайте. Возьмем еще.
— Энн я не сказал. Маловероятно, что сообщение такого рода из специального бюллетеня станет известно широкой публике. Конечно, кому положено знать, те узнают. А прочие будут жить так, словно ничего не произошло. Если ваше прошлое и перестало быть полным секретом, есть еще будущее, о котором не мешает подумать. Я решил на всякий случай не говорить никому, даже Энн. Разумеется, вы уже спланировали, как себя вести. Лучше, чтобы у вас было как можно больше простора для маневров.
Какая шутка — а поделиться не с кем! Раусер повел меня к могольской гробнице, чтобы окольным путем сообщить мне ту самую новость, которую я сейчас услышал от Чарлза. А я прохлопал, не уловил. По- своему Раусер очень старался оказать мне услугу. Он увольнялся, потому что огласка была близка, и хотел, чтобы я последовал его примеру. Вот в чем беда с простофилями. Рано или поздно вам приходится спасать их шкуру. Если, конечно, они знают о существовании чего-то, от чего их надо спасать.
Я предпочел не напиваться. Когда мы прощались перед гостиницей, Чарлз снова наградил меня непривычно уважительным взглядом. Я отправился к себе в контору и послал по телексу заявление об уходе. При этом мне так и не удалось почувствовать праведное негодование.
Миссис Хелен собирала бумаги, готовясь уйти домой. Она завела привычку носить блузы с высоким глухим воротом или шелковые шарфики, пряча под ними морщины на горле. Я рассказал ей о том, что узнал. Голубой платочек у нее на шее придал моим новостям оттенок горечи. Я сказал, что покидаю фирму без промедления, и посоветовал ей сделать то же. Вскоре здесь мог появиться какой-нибудь нежелательный гость — чиновник из правительства, журналист или человек с порцией взрывчатки.
Она сказала мне: «Пе-пе-пе-пе-пе-пе-пе».
Но на следующий день я снова пришел в контору, пил чай и медленно вращался на стуле. Время от времени заглядывать в наши отчеты — наверное, это все, что им было нужно. Данные для аналитиков. Наши скрупулезные вычисления, столбцы девственных цифр. Все это казалось мне, погруженному в размышления, почти невинным. Раусер давал им доступ к нашим фактам и цифрам — цифрам, которые мы в основном добывали вполне открыто. Но я не мог распространить кажущуюся незначительность преступления на свое собственное слепое участие. Те, кто действовал сознательно, были виноваты меньше, чем люди, осуществлявшие их замыслы. Именно неосведомленным предстояло теперь размышлять о последствиях, оценивать тяжесть греха, определять уровни виновности и сожаления. Чем отплатили Раусеру за его благодеяния, я не знал, да и не интересовался этим. Возможно, он был штатным служащим Управления, а может, только его пособником или простофилей более высокого полета.
Если Америка служит живым мифом для всего мира, то ЦРУ — это миф для американцев. В этой цитадели молчания, в этой гигантской, немой бюрократической пирамиде с ее кознями, обманами и эффектными предательствами кроются все мыслимые сюжеты. Управление принимает разные формы и меняет обличья, в каждый конкретный момент воплощая собой то, в чем мы нуждаемся, чтобы познать себя или облегчить свою душу. Оно придает нашим общим переживаниям некий классический оттенок. Плетение интриг за чаем в тихом кабинете. Я чувствовал глухой зуд, боль, которая словно увлекала меня в прошлое, задевая по дороге множество побочных пластов. Эта моя ошибка, как ее ни назови, эта неспособность
