Майда отпрянула и в ужасе прижала ладонь ко рту.
— Я не смогу жить так целых три года, — добавила Лили.
— Какая альтернатива?
— Эта история — ложь. Все узнают об этом, как только кардинал добьется опровержения.
— И тогда ты снова получишь место учителя? — иронично осведомилась Майда. — Едва ли. Уж если грязь прилипнет, так не отмоешься. Ты поставила себя в очень уязвимое положение. Одинокая женщина водит тесную дружбу с кардиналом?..
— Не такая уж это была тесная дружба. Я никогда не ходила к нему без дела. Мы разговаривали с ним во время приемов, но вокруг всегда было полно народу. Иногда я оставалась после ухода гостей, чтобы поиграть на рояле. Порой он звонил мне по телефону, чтобы справиться о моем здоровье, если мы подолгу не виделись. Это ничем не отличается от моих отношений со всеми остальными друзьями.
— Он же священник.
— Он мой друг.
— Люди обычно не обнимаются со священниками.
— Но все обнимаются с Фрэном Россетти.
— И потом… Потом, какое это неуважение! Называть его по имени!
— Все друзья зовут его просто Фрэн. Он сам так представляется. И потом, я никогда не стала бы прилюдно называть его по имени.
— Вот если б ты была замужем, то этого не случилось бы. Сколько я уговаривала тебя выйти замуж? Я была права. Брак придал бы тебе солидности. Дети тоже. Если бы ты меня послушалась, то и отношение к тебе было бы иным.
— Да неужто это что-нибудь значит?! — взорвалась Лили. — Если выдумали одну историю, так запросто выдумали бы и другую. Терри Салливану нужен был скандал. Он устроил бы его, даже если бы у меня был муж и десяток детей в придачу! Только тогда меня обозвали бы гулящей и никудышной матерью.
— И когда ты стала такой бездушной?
— После того, как чьи-то враки изуродовали мою жизнь!
— Тебе следовало выйти замуж, — беспомощно сказала Майда, исчерпав все доводы. — Насколько я понимаю, ты остановилась в коттедже?
Лили кивнула.
— И надолго?
— Не знаю.
— Ты приведешь их сюда. Тебе это ясно?
— Не приведу, если ты никому не скажешь. — И тут Лили испугалась. — Ханна! Она может сказать Роуз. Та сообщит Арту. Арт — своей матери, которая оповестит всех на фабрике. — Лили знала, что в Лейк-Генри все слухи распространялись подобным образом.
— Ханна ничего не скажет матери. Она никогда ничего не говорит Роуз. На твоем месте я бы побеспокоилась о других. Люди могут заметить, что ты там, и тогда все станет известно прессе. А дальше — ясно как день: они заявятся сюда. Ну, разве это честно по отношению к нам?
— Но куда же мне еще податься?
— Ну, не знаю, — резко отмахнулась расстроенная Майда. — Я уверена только в том, что не желаю видеть их тут. Тебе не нравится, что на тебя будут глазеть целых три года? А ради чего нам терпеть хотя бы три недели подобные издевательства? Они станут надоедать еще сильнее, чем прежде, и в этом тоже будешь виновата ты. Ведь речь идет не только о тебе, Лили. То, что ты снова привела их сюда… Ох, подумать только, весь этот кошмар с самого начала! Что же ты со мной делаешь? Чего от меня хочешь?
Слезы выступили на глазах Лили, и впервые за долгие годы она не выдержала.
— Поддержки! — воскликнула Лили. — Сочувствия. Сострадания. Гостеприимства. Это мой дом, а ты — моя мать. Почему ты отказываешь мне в таких простых вещах? Что я сделала? Чем тебя так оскорбила? Люди хорошо относятся ко мне, мама. Я — порядочный человек. Меня любят друзья, коллеги, студенты. Даже кардинал любит меня и считает д-д-достойной того, чтобы называть своим другом! Так почему же не любишь ты?
Майда была ошеломлена, но Лили не могла остановиться. Слезы катились по ее щекам, но давно накопившаяся боль рвалась наружу.
— Ты стеснялась моего заикания. Это значило, что я — не само совершенство. Одна из твоих дочерей ущербна! Подумать только! Но разве я хотела за-за-заикаться? Не думаешь ли ты, что мне это приятно? Я совершила оши-и-ибку. Единственную ошибку — с Донни Киплингом. И что же? Разве с тех пор я превратилась для тебя в обузу? Я просила у тебя хоть что-то? Нет. Но теперь прошу понимания. Неужели это так много? Неужели, по- твоему, я хотела, чтобы так случилось? Я просыпаюсь по ночам дрожа от ярости, — Лили и теперь вся дрожала, — потому что я очень много работала, желая построить достойную жи-и-изнь, а они ее у меня отняли, и я даже не знаю за что! Не понимаю, зачем Т-т-терри Салливан так поступил со мной, почему «Пост» опубликовала эту ложь, почему родная мать отталкивает м-м-меня вместо того чтобы помочь!
С этими словами Лили бросилась прочь.
Всю дорогу к дому Лили проплакала, злясь на бесчувственность Майды и стыдясь своего эмоционального взрыва. Она припарковала машину, на сей раз, даже не развернув ее к дороге. Лили почти хотелось увидеть прячущегося в лесу репортера. Уж она бы ему показала! Лили была настроена крайне воинственно. Но никто так и не выпрыгнул из-за кустов, и она спустилась к озеру. От злости Лили даже не побоялась выйти на старый деревянный причал и уселась на самом краю, почти на виду у всего Лейк- Генри.
Однако вокруг никого не было. Ночь стояла темная, водная гладь словно застыла. Лили вскоре начала приходить в себя. Все вокруг дышало покоем, исцеляющим душу. Когда до Лили донесся призывный клич гагары, она вспомнила о Селии. О дорогой Селии, которая любила ее так, как мать должна любить свое дитя. Если б не бабушка, Лили считала бы, что ее вообще никто не любит.
Это постоянно внушала ей Майда. Во всяком случае, именно такие выводы сделала девочка, видя вечное раздражение матери. Правда, отец Фрэн уверял, что это не так. Он объяснял Лили: матери всегда любят своих детей, только порой обстоятельства мешают им выказывать эти чувства. Однако Лили постоянно видела Майду в раздражении. Ей казалось, что дочь не способна ничего сделать правильно. Джордж не всегда противостоял супруге. Правда, это он добился, чтобы Майда позволила Лили петь в кафе у Чарли. Но отец замечал только видимую часть айсберга. Он знал, что Лили заикается и ей надо помочь, но не ощущал более тонких эмоциональных потребностей подрастающей девочки, которые в результате так и остались неудовлетворенными.
Лишь Селия заполняла эту пустоту своей любовью. Она внушила Лили такую уверенность в себе, какой не принесли бы овации самой восторженной публики. Она научила девочку стремиться к осуществлению своих заветных желаний.
О чем же мечтала Лили теперь, когда сидела в темноте над озером, окутанная холодным воздухом, и слушала, как вода что-то тихо шепчет каменистому берегу, как разносится эхом в тишине ночи первозданная птичья песнь?
Она мечтала вернуть прежнюю жизнь: работу, свободу и право на личные тайны.
Когда Лили проснулась ранним субботним утром, эти мечты овладели ею с новой силой. Не без труда заставив себя дождаться девяти часов, она совершила немыслимое — позвонила Джону Киплингу. Все равно он уже знал, что Лили здесь, и ему была известна ситуация. К тому же Джон отлично понимал, что такое репортеры, и сам предложил ей звонить.
Так думала Лили, набирая номер. Поскольку пресса активно досаждала ей, она не видела ничего дурного в том, чтобы, в свою очередь, использовать одного из ее представителей.
— Это Лили. Ты видел сегодняшние газеты?
— Только что взял из ящика.
— Есть что-нибудь?
