В этой комнате тоже царил идеальный порядок, и только на кровати лежала потрепанная папка. Она так бросалась в глаза среди пены кружев, что ее нельзя было не заметить. Сьюзен открыла папку, и внезапно у нее перехватило дыхание.
Там была фотография. Старая фотография самой Сьюзен, где она улыбалась во весь рот, в котором не хватало одного зуба. Безумно гордая, что уже большая и идет в школу. Белокурые волосы зачесаны назад и заплетены в тугие косички, тщательно прилажен берет на голове, а поза выбрана так, чтобы хорошо был виден значок на кармашке блейзера.
Сьюзен взяла фотографию в руки. Точно такая же когда-то давно стояла дома на виду на камине до тех пор, пока во время веселой игры ее не свалили и не разбили стекло в рамке. Девушка села на кровать и начала медленно перебирать остальные бумаги.
– Сьюзен?
Она не заметила, как пролетело время, но сейчас звук ее имени вернул ее в настоящее.
– О, Грэгори… – Она немного смутилась. – Уже так поздно? Я и не заметила.
Он вошел в комнату и встал рядом с ней.
– Я вижу, вы нашли папку сами, а Сандра просила лично передать ее вам.
Он взял пожелтевшую вырезку из газеты. В ней сообщалось о первой победе Сьюзен в конкурсе.
– Вы были очень хрупким созданием в то время. Это та самая открытка?
Девушка кивнула. Тогда ей было всего шесть, но она до сих пор помнила охватившее ее приятное волнение, когда рисунок выбрали для рождественской открытки. Весь сбор от продажи предназначался для местного благотворительного фонда. Грэгори раскрыл открытку и, четко произнося слова, прочитал:
– С любовью от Сьюзен.
– Зачем она собирала все это?
Грэгори нахмурился, сел рядом с ней и начал перебирать бумаги. Копии школьных докладов, другие газетные вырезки об ее успехах.
– А это что, момент отчаяния?
Сьюзен взглянула на протянутую ей фотографию.
– О нет! – Она деланно засмеялась. – Момент подросткового бунтарства.
На этот раз волосы у девочки на снимке были уложены гребнем, как у панка.
– Мама тогда так рассердилась… Грэгори, как ей показалось, смутился.
– Я ей сочувствую. – Он дотронулся до белокурых волос девушки. – Как они великолепны…
Жест оказался настолько неожиданным, что Сьюзен вздрогнула и порывисто встала, странно встревоженная интимностью жеста. Грэгори поднялся на ноги вслед за ней.
– Сандра тоже увлекалась живописью. Вы знали об этом? – резко спросил он.
Сьюзен покачала головой.
– Я видела ее всего лишь раз. Много лет назад. Даже удивительно, что она помнила обо мне.
Но это была ложь. Сама она помнила все очень хорошо. Даже слишком.
– Я думаю, что завтра вы, может быть, уже уедете домой, – сухо заметил Грэгори. – Поэтому нам надо выяснить пару вопросов. Например, что делать с домом? Должен ли я попросить миссис Уолтер присмотреть за ним?
– Да, до тех пор, пока не решу, как лучше им распорядиться.
Сьюзен видела, каких неимоверных усилий стоит Грэгори Хенсворду напускная вежливость. Его напряжение оставалось загадкой, и ей вдруг ужасно захотелось докопаться до самого дна тайны, выяснить отношения раз и навсегда.
– Сколько же лет было Сандре? Грэгори, похоже, удивился вопросу.
– Трудно сказать. Женщины такой чудесной и хрупкой красоты, наверное, не стареют. Но, думаю, около сорока. А что?
– Вы, должно быть, ее очень любили.
– Любил ее? – На мгновение он воспринял вопрос всерьез, но потом до него дошел смысл слов, и лицо его потемнело.
– Ах, вот вы о чем. Вы думаете, я был ее любовником и ожидал своей доли в завещании?
Сьюзен пожалела, что позволила подозрениям вырваться наружу, но обратной дороги не было, и она решила идти до конца.
– А что мне оставалось думать? Вы ведь не скрывали своего негодования. И разве это так уже неправдоподобно?
Секунду Грэгори внимательно смотрел на девушку, а потом, к величайшему ее изумлению, расхохотался. Заметив ее удивление, он покачал головой.
– Честно говоря, да.
Сьюзен почувствовала, как ее щеки заливает румянец.
– О Боже, я прошу прощения. Вы, конечно же женаты…
– Нет, Сью, я не женат. Но, говоря откровенно, смешно не это. Сандра была восхитительной женщиной,
