Лечение.
Период скатывания по наклонной плоскости в преступный мир — семь фамилий.
Глядя на последнюю точку, я допил вторую банку пива. Начав читать с самого начала, я открыл третью. Четвертая ушла на размышления. Затем я затребовал данные о ближайших знакомых Манктелоу. С четверыми он в течение последних двух лет виделся довольно часто. Пока что я вычеркнул их из списка подозреваемых — наверняка полиция накинулась на них, как блохи на только что выкупанного мопса. После ее визитов они либо спрятались сами, либо их спрятали — под толстым слоем земли. Оставались еще трое, с одним он виделся лишь два раза, и то довольно давно. Айвор Паунси, маленький частный аэродром с ангаром на несколько мест и мастерской, в которой не поместился бы даже детский воздушный змей. Перед взлетом или посадкой кому-нибудь приходилось пройтись по траве, чтобы разбросать ногами кротовые холмики. Так, по крайней мере, мне казалось. Личность без каких-либо перспектив для меня. Двое остальных — Финтан Уорм-би и Стивен Макфарден — были его дружками по преступному ремеслу. Первый уже отсидел половину срока, второй скатился до торговли наркотиками в туалете на аэродроме.
Ничего. Ноль.
Я перевернулся на диване и улегся поудобнее, сбросив пустые банки на ковер. Проще всего было бы найти того, кто убил Манктелоу. Или того, кто привез его на Голубиный остров. Или того, кто его нанял. Может быть, это один человек, может быть, два, может быть, три. Но поскольку полиция, располагая любым количеством людей и средств, не нашла никаких явных следов, у меня на это было столько же шансов, сколько у кита наткнуться на гроздь бананов. Нужно было искать что-то другое, что позволило бы мне сдвинуться с места. Лежа, я пытался найти это «что-то» час с лишним, потом вышел из дома и направился в сторону полуострова. Там я улегся на мягкую траву, у двухметрового обрыва над водой, и начал лениво считать волны. Минут через пятнадцать на пляже появилась Тада. Она сбросила одежду и вошла в воду. Прежде чем волны достигли ее колен, к ней подошел Навуходоносор и с достоинством погрузился в воду. Тада бросилась следом за ним, положив руки ему на загривок, но гигант повернул голову и посмотрел на нее так, что она быстро убрала руки. Я прекрасно ее понимал. Можно танцевать на одной ноге, но без одной руки? Я подумал о том, что завтра улечу на континент. Потом — что Таду я вижу обнаженной второй и наверняка последний раз. Сразу же после этого мозг щелкнул и выдал результат. Я не был столь наивен и не поверил ему с ходу, но он упрямо не желал менять своего решения, подсказывая, что два — мое счастливое число. Так что я поблагодарил его и незаметно вернулся в дом.
В комнате я поговорил по телефону с Гайлордом и заказал «пионер» на десять утра. Заснул я в радостном настроении, возбужденный приближающимся следующим днем. Честно говоря, я пытался убедить себя, что у меня столько же права на радостное ожидание рассвета, сколько у осужденного в камере смертников, но здравый рассудок занимает в моем разуме далеко не самое большое место. Тем более что свободного места там не так уж и много.
Пима была права — «бастаад» ждал меня, опутанный множеством кабелей, соединявшими комп с самыми важными узлами машины. Каждые три дня комп включал на несколько минут двигатель, проверял давление в шинах, схождение колес, тормозную систему, тестировал приборы, обновлял данные в памяти и так далее. Можно было трогаться с места хоть через две секунды, но я не спешил. Сев в машину, я включил радио и откинулся на спинку сиденья. Послышался тихий вздох выдвигающейся из приборной панели пепельницы. Из динамика донеслись аплодисменты и смех.
— Доктор! — услышал я высокий скрипучий голос.
— Слушаю? — вежливо ответил второй, с претензиями на баритон.
— Дайте мне таблеток от жадности. Только побольше. Побольше! ПОБОЛЬШЕ!!!
Публика взревела. Волна аплодисментов достигла микрофонов, захлестнула их и хлынула в мой «бастаад». Я слегка поправил положение спинки, хотя сразу же подумал, что самое большее минут через пятнадцать снова сменю его на прежнее, затем проверил специальные кобуры под креслом и бардачок. Аплодисменты в динамике утихли.
— Знаешь, я работаю над эликсиром молодости… — сообщил баритон.
— А мне дашь немного?
— Гм… ладно. У тебя бутылка найдется?
— Вот, держи. А если вдруг не получится?
— Получится, получится…
— А если нет?
— Наверняка получится!
— Но все-таки, если нет?
— Ну тогда верну тебе бутылку!.. Помощник режиссера вывел на световое табло надпись «Бурные аплодисменты и смех», толпа отреагировала соответствующим образом. Я тоже, выключив радио.. В наступившей тишине я включил зажигание и подождал несколько секунд, пока не послышался тихий писк сигнала готовности топливной смеси. Я едва не прослезился от этих простых действий, от ощущения почти душевного контакта с собственным автомобилем — словно приветствовал своего любимого коня, словно прощался со своим сожженным фашистами танком, словно… Тьфу! Подъехав к ближайшему бару для автомобилистов, я заполнил холодильник пивом, бутербродами, а оба термоса наполнил кофе, попробовав его предварительно на вкус. Толстощекая официанточка с вздернутым носиком и небольшой примесью черной крови жалобно посмотрела на меня, словно завидуя; я так и ждал, что она скажет: «Умоляю, заберите меня отсюда. Я задыхаюсь!» Однако если ей и было тут плохо, то все же не настолько.
Расплатившись, я включился в неспешный, не слишком плотный в это время поток автомобилей. Приближаясь к границе города, я проверил на экране трассу и с некоторым опасением вставил в щель компа отмычку. На этот раз я добыл ее из другого источника и не был уверен, что она столь же хороша, как и те, которыми я пользовался два года назад. К счастью, все было в порядке — я получил разрешение перейти на самую быструю полосу и приоритет на ней. В течение двух часов я выжимал из машины все, что было возможно; это был, конечно, не «дагхил», но именно это мне в ней и нравилось. В том демоне скорость практически не ощущалась, просто все окружающее быстро перемещалось за окнами автомобиля. «Бастаад» же вибрировал и дрожал, приборы сообщали о сражении компа с топливными насосами и трансмиссией. Машина буквально ластилась ко мне, будто говоря: «Смотри, как я стараюсь!» И я это ценил. На третьем часу я включил автопилот и позавтракал. Я ощущал странное возбуждение, словно ехал на первую в жизни оргию или вечеринку с наркотиками. Через час, съехав с главной дороги, я увидел, что горизонт явно поднялся выше. Поля солнечных батарей! Несколько минут спустя дорога вместе со мной углубилась в густой лес высоких столбов, с овальными пластинами батарей на вершинах. Под столбами, насколько хватало взгляда, тянулись ряды торчащей из земли ботвы ананасов и прочей капусты. Огромный щит с гордостью извещал, что я еду через крупнейшее в стране поле солнечных батарей, одно из немногих, не занимающих впустую плодородной земли.
Еще через двадцать минут я замедлил ход и свернул в узкое боковое ответвление. Столбы приблизились, и я, почти как в «Коралловом Гроте», пересекал полосы солнечного света и тени. Потом поле кончилось, и я проехал мимо ржавых ворот с надписью: «Айвор Паунси. Авиетки. Флаеры. Ремонт и прокат». Остановившись за воротами, я посидел несколько минут, докуривая сигарету и размышляя над тактикой беседы. Я не заметил никакого движения на аэродроме, никто не выходил ни из одного из трех зданий. Единственным движущимся предметом был выцветший рукав-ветроуказатель, уныло развевавшийся в воздухе, словно убогая реклама противозачаточных средств. Включив передачу и стараясь не шуметь, я подъехал к ближайшему зданию. «Конторы». Меня рассмешило множественное число. Втянув носом воздух и не чувствуя запаха топлива, я закурил и вошел в здание. Контора выглядела именно так, как и можно было ожидать: календарь на этот год, являвшийся самой новой вещью в помещении, стол из пластика, давно уже отказавшегося от имитации дерева, несколько листов бумаги, придавленных куском латунной трубы. Три стула у стены. Телефон с разбитым корпусом. На столе — стакан с остывшим чаем, а на подоконнике — детский телескоп. Я медленно подошел к двери возле полки с телефоном и открыл ее. В темной комнате сопел на койке какой-то мужчина. Вернувшись на цыпочках обратно, я быстро обыскал стол. В самом верхнем ящике обнаружился старенький пистолет типа «том». Самое ненадежное оружие в мире. В ближайшее время в этом предстояло убедиться Айвору Паунси.
Снова подойдя к двери, я резко рванул ее на себя и столь же энергично захлопнул.
— Эй! Есть тут кто? Шеф! — крикнул я. Щелкнула ручка, и в контору вбежал тот, кого я
