отсутствию пыли на мебели и порядку, который нарушали лишь стол и ковер вокруг кресла Ника, он начал напиваться самое раннее вчера. Я заглянул в бар. Четыре гнезда для бутылок выглядели свежеразмороженными — подобное количество выпитого меня впечатлило. Еще немного послушав стоны Ника, я переместился в кухню. Когда он вернулся в гостиную, в халате, растрепанный, яростно вытирая волосы полотенцем,„я уже ждал его со стаканом мутной жидкости в руке. Он отрицательно покачал головой.
— Блевать не буду, — сказал он.
— Это не то. Прими, придешь в себя, минут через пятнадцать даже сможем спокойно выпить по чуть- чуть.
Он понюхал содержимое стакана, а затем, все с тем же сомнением на лице и внимательно глядя мне в глаза, выпил.
— Бррр! — содрогнулся он. — Если бы я тебе не доверял, дал бы в морду. — Он посмотрел на меня. — Ну и рожа у тебя. Ты мне сейчас напоминаешь одного типа… — Он замолчал, сообразив, что сказал что-то не то, но тут же закончил: — Когда я был в команде Вуди… Мы тогда пошли к одному типу, он должен был совершить самоубийство, но мы не застали его дома. Как раз тогда у нашего шефа физиономия была как у тебя сейчас. — Он вздохнул. — Старые дела…
Ник сел и протянул руку к сигаретам, но лишь постучал пальцем по пачке и откинулся на спинку кресла.
— Это имеет к чему-то отношение? — спросил я.
— Хе… — фыркнул он. — Слегка. — Он посмотрел на меня. — Хочешь послушать?
— Зачем спрашиваешь? Ты же знаешь, что я любопытный, как…
— Отношение такое, что… — Он посмотрел на крышку стола. — Вчера я узнал из газеты, что один мужик застрелил свою жену. Именно из-за них я оказался в компании твоего «друга» Вуди. — Несколько секунд он молчал. — Ты никогда меня не спрашивал, как я туда попал.
— У меня были другие вопросы, поинтереснее…
— Ну так вот… За два года до того, как меня завербовали в шайку с «той стороны мира», я работал жеребцом в одной из лучших конюшен, мужском борделе Кратчлейзена. Однажды меня послали к женщине по фамилии Лэтроп. Мэллори Лэтроп. Сеанс состоялся, все было совсем даже неплохо. Шеф заплатил мне, я вернулся домой и вдруг почувствовал, что не могу заснуть. Перед глазами у меня стояла эта Мэллори, я вдруг почувствовал аромат ее духов и ее собственный запах. Я вспомнил ее глаза и лишь сейчас понял, что один — серо-зеленый, а другой — зелено-серый, явственно увидел шрам на бедре, о существовании которого даже не задумывался, хотя почти час он был у меня перед глазами, услышал ее голос, дыхание, судорожные вздохи столь отчетливо, что стал оглядываться по сторонам в поисках источника звука. Впервые в жизни я слышал грохот в ушах — сердце билось так, словно принимало участие в соревнованиях по скорости сердцебиения. Дошло до того, что я вслух посмеялся сам над собой, но тут лее понял, что смех мой звучит фальшиво. Я метался по дому, как безумный, в конце концов позвонил знакомой девушке, которая давно хотела со мной потрахаться. Понятное дело, меня это не слишком забавляло. В «конюшне» мы даже смеялись над теми, кто берет работу на дом. Сейчас же я потребовал, чтобы она пришла как можно быстрее, и выложился до конца, чуть не убил несчастную. Утром она выглядела как выжатый лимон, смотрела на меня преданными глазами и умоляла о любви, а я знал, что в следующий раз попросту ее прикончу, поскольку она — не Мэллори. Впрочем, я тоже чувствовал себя так, словно свалился с небоскреба на мешок шишек. У меня болело все, что могло болеть, включая волосы. Я не мог надеть брюки… Полдня я пролежал в ванне с успокоительной смесью, смягчая боль внутри нескончаемыми количествами водки. После полудня позвонил шеф и поручил обслужить миссис Лэтроп. Я чудом доехал невредимым до ее квартиры и сразу лее с порога сказал, что люблю ее. Впрочем, это было ни к чему, поскольку она выглядела точно так же, как та моя несчастная девушка. Она первая прокричала мне в лицо, что не может без меня жить. И знаешь, что мы делали всю ночь?
Я немного подумал. — Держались за руки и шепотом признавались ДРУГ другу в любви… — сказал я.
Он долго смотрел на меня, прикусив губу.
— Только не говори, что издеваешься…
— Вовсе не издеваюсь… Именно так я вижу себя в подобной ситуации.
— Именно так все и было. Я бился в судорогах, глядя на нее, говоря с ней, слушая ее, думая о ней. Настоящее обоюдное помешательство. — Он снова потянулся к пачке и на этот раз, уже не колеблясь, закурил. — Мы даже не особо друг с другом разговаривали, то есть что-то говорили друг другу, но важен был сам звук голоса, выражение лица, сами движения губ. Мы встречались каждый день. Два или три раза мы выходили из квартиры, но нам мешали другие люди, самим своим существованием. — Ник сильно затянулся, на его сигарете далее не успел образоваться пепел. — Так продолжалось два месяца с небольшим. Знаешь, каков был финал? Совершенно идиотский — из Европы вернулся ее муж. — Он посмотрел на меня.
— Это, надо полагать, не все? — помолчав, спросил я.
— Нет. Ее мужем оказался мой друг юности. Я потерял с ним контакт, когда он уехал в Европу, почти забыл о нем. Я не знал о том, что он женился, поэтому даже фамилия не вызвала у меня никаких ассоциаций. Лишь когда он вернулся…
— Ну, так… — начал я.
— Нет, погоди. Я вовсе не хочу сказать, что поступил благородно, вовсе нет. Я просто впал в какое-то тупое идиотское отчаяние, мне стало страшно жаль себя… Постоянно вертелась в голове одна и та лее мысль: как так можно? Кто виноват, что женщина моей жизни — жена друга? Почему? Вместо того чтобы трезво подумать, как достойно выйти из этой ситуации, я жалел себя, понимаешь? Себя!.. В конце концов я так запутался… Даже Мэллори была не в состоянии вытащить меня из этого океана жалости к самому себе. Не знаю, как это объяснить, видимо, слегка съехала крыша. Однажды ночью я вскочил с постели, собрался за десять минут и уехал на запад. Там я пил и плакал, плакал и пил… Мне хватило денег на полгода, потом я немного пришел в себя, позвонил им… Они уехали в Европу. Я даже пальцем не пошевелил, чтобы узнать адрес, еще какое-то время пил, но кончились деньги. Тогда я и встретил одного из банды Вуди, согласился на него работать и работал почти год. А потом мы с тобой встретились…
Он затушил сигарету и огляделся в поисках стакана. Я покачал головой, Ник махнул рукой и упал в кресло.
— Вчера… Дон ее застрелил… В припадке ревности, так написали в прессе…
Долгие две или три минуты мы сидели молча. Не думаю, чтобы Ник нуждался в каком-то моем совете, впрочем, никаких подходящих советов у меня не было. Я откашлялся и закурил.
— Мне нужна помощь… — сказал я, наблюдая за расплывающимся в воздухе над нашими головами облачком дыма.
— Трудотерапия?
— Нет, я ведь приехал к тебе, не зная, что ты пытаешься утопить горе в стакане. Я взялся за одну работу…
— Ты? Ведь ты лее все это бросил. Когда мы виделись в последний раз…
— Да, но у меня ребенок.
— Я думал, ты достаточно зарабатываешь… — Он внимательно посмотрел на меня и нахмурился. — Ты же не хочешь сказать…
— Именно, что хочу. Небольшой шантаж, но если быть откровенным, в душе, сам в этом себе не признаваясь, я молился о какой-нибудь подобной работе. Я начинал чувствовать себя словно старый ленивый гончий пес, который проводит остаток своих дней, греясь на солнышке возле гаража.
Я посмотрел на Ника и натолкнулся на его взгляд. В глазах его мелькнула усмешка, губы дрогнули.
— Двое несчастных, раздираемых душевными терзаниями… — сказал он.
— Успокойся.
— Ну, тогда говори, что я должен делать.
Усевшись поудобнее, я посвятил его во все детали. Когда я закончил, Ник Дуглас встал и прошелся по комнате. На секунду он остановился у бара, но тут же двинулся дальше.
— Есть два следа, правильно? — спросил он, остановившись передо мной.
