— А если у тебя ничего не получится?
— Что-нибудь полечится. — Он засмеялся. — Мне сам процесс узнавания тоже важен. Я, знаешь, любопытен.
— Другая бы на месте Ксении Захаровны извелась вся, на нас с тобой глядючи! Действительно, очень добрая она…
— Да. И понимает, что к серьезному делу требуется тонкое отношение. Ну, и в меня, наверно, верит.
— А мне она в первый раз показалась такой непримиримой…
— Непримиримой?.. Она просто ясный, прямодушный человек и брезгливо относится ко всякой лжи и фальши. Это не мешает ей быть излишне доброй: сложная у меня тетка! — Олег засмеялся.
Удивительное, неповторимо счастливое было то время!..
Вскоре Ксения Захаровна стала куда-то пропадать вечерами, и мы с Олегом оставались одни…
20
Как-то после работы мы с Олегом собрались на пляж, и вдруг на улице он остановился:
— Вот черт, совсем забыл: надо в комитет забежать.
— Завтра сходишь.
— Лучше бы сегодня. Мне на минутку. Ты посиди в скверике, ладно?.. Понимаешь, не нравится мне, как на заводе гонят опытные образцы планетарных лебедок, надо, чтобы ребята посмотрели, а то Игнат Николаевич валит вал, тянется за знаменем и на все — сквозь пальцы.
— А тебе какое дело? Это ведь завод.
— Да, в общем-то, никакого, но лучше сказать. Я забегу на минутку. А то потом ребята разойдутся.
Я бы не пошла с Олегом, но в комитете комсомола наверняка была Женя — она замещала уехавшего в командировку секретаря, — и я сказала:
— Ладно, пошли вместе, чего я в сквере буду сидеть.
В комитете было много народу, кто-то кричал в телефон, в углу спорили, толпились у стола Жени. Я остановилась у витрины со спортивными кубками, и мне было хорошо видно, как вздрогнула Женя, встретившись глазами с Олегом: не зря я пришла! Олег сразу же включился в спор, захохотал, и тогда мне стало обидно: точно забыл обо мне! Я подошла и тронула его за локоть. Он обернулся, кивнул мне, крикнул:
— Тише, ребята, мыслишка есть! Хочу сигнализировать!..
Все замолчали. Женя тоже повернулась к Олегу.
Я хоть и не работала сейчас в лаборатории, реже видела Женю, но все знала про ее отношение к нашему с Олегом случаю.
В ту поездку в Комарове Женя все, конечно, поняла. Я немного позлорадствовала: вот она инженер, а любит Олег меня! С тех пор она стала подчеркнуто внимательна ко мне. Но однажды, когда я пришла к ней, чтобы освободиться от дежурства по дружине — мы с Олегом в тот вечер собрались в театр, — я увидела в ее глазах такую горечь и боль, что даже растерялась. А Женя излишне обстоятельно стала объяснять мне, что никак не может разрешить мне не ходить. Я все-таки не пошла, соврала Олегу, что она отпустила меня. И кончилось это ничем: Женя побоялась, наверно, выглядеть пристрастной. И она ничего не сказала Олегу. И теперь, сталкиваясь с ним, она была старательно сдержанной, немногословной. И все-таки получалось это у нее, комсорга, по девчоночьи открыто и смешно.
И сейчас Женя тоже стала добросовестно слушать Олега, только ее глаза на миг точно потускнели. Я даже пожалела ее и подумала: вот хороший человек и так мучается, прямо-таки героически мучается! А Павел стоял, конечно, рядом с ее столом, временами чуть испуганно поглядывал на Олега, потом сразу же переводил глаза на Женю, и тогда его продолговатое, худощавое, антиповское лицо светилось откровенным счастьем.
— Не кажется ли вам, ребята, — сказал Олег, — что у нас на заводе с подозрительной спешкой гонят планетарные лебедки?
Коробов своим грубым басом оскорбленно, будто подозревая, что Олег намеренно хулит производство, произнес:
— Ты, Алексеев, давай конкретно!
— А у меня, Афоня, всё! — Олег засмеялся.
Коробов продолжал:
— Ты, знаешь, напраслину брось! Ты, знаешь, отвечай за свои слова!..
Слесарь Витька Топтов перебил Коробова:
— Гоним, верно! В курилку забежать некогда, авралим как на пожаре! — Все смотрели на него, а он лукаво-безразличным тоном закончил: — В передовиках ходить здорово. Эх, и повезло же мне, что я к Игнату Николаичу попал!
— Тормозить план, знаешь… — снова начал Коробов, но его перебил Павел, обратившись к Олегу:
— Чего ты заволновался? Наш отдел чертежи на лебедки еще в том квартале спустил, мы над цехом шефствуем: все у них в порядке.
Женя все выжидательно смотрела на Олега. Он сказал:
— Прогуливаюсь я сегодня по цеху, вдохновляюсь трудовым энтузиазмом, а старик Антипов вдруг и говорит мне: «На металлолом любуешься?» — «Прямо, говорю, глаз оторвать не могу!» Ну а я уже привык, что он зря слов не бросает, пошел на монтаж, там ребята прямо как обалделые вкалывают. «Даем угля хоть мелкого, но много!» И Игнат Николаевич суетится с ключом в руках, пример подает.
— Конец месяца! — вставил Коробов.
— Это я учел, — ответил Олег. — И прогулялся до испытательного стенда. Узнаю приятную новость: из десяти образцов испытывается один.
— Это безобразие! — быстро сказал Павел. — Мы этого не знали.
— Я тоже не знал. Оказывается, это Виктор Терентьич такую здоровую инициативу Игната Николаевича санкционировал.
— Это мы проверим! — строго проговорила Женя, делая запись в большом блокноте.
— Олешка не об этом! — весело вскрикнул Витька Топтов и засмеялся. — Постой, он сейчас выдаст!
Олег сказал:
— Да и у тех образцов, которые испытываются, проверяют одну кинематику, вхолостую гоняют без замера мощности на выходе.
— Как же это, Павел?.. — спросила Женя, глядя на него, и я сразу же поняла, что она его не любит по-настоящему: с Олегом она бы так не разговаривала.
Павел растерялся под ее взглядом, покраснел и уже зло сказал Олегу:
— Если ты что подозреваешь, то принципиальную схему ваша лаборатория давала!..
Начался обычный производственный спор, и я решила терпеливо ждать Олега, принялась снова разглядывать кубки в витрине. Вдруг они заспорили так горячо и громко, что хоть уши затыкай: видно, что- то по-настоящему серьезное вскрылось? Я с любопытством стала прислушиваться. Но речь, оказывается, уже шла не о производстве, спорили они о чем-то другом. До меня донеслось:
— Выходит, Павкам Корчагиным нужна была революционность, а нам — нет? Ты что-то не того!.. — сказал Олег Витьке.
— Ну а как ты ее конкретно себе мыслишь? — спросил Витька.
— Она, конечно, сейчас другие формы носит, — тоном учителя ответила Женя. — Но она есть.
— Революционность — это горение! — изрек Коробов.
— И непримиримость, — подхватил Олег. — И еще — цель в Жизни надо иметь. Новое искать, ломать старое и обязательно своего во всем добиваться, если правым себя считаешь.
