система. Но по этой же самой причине система ландскнехтов была полностью вытеснена, как только владетельные князья стали независимыми. Это особенно проявлялось в протестантских землях, ибо принц теперь стал высшей главой национальной церкви, равно как и принимал участие в обращении своего офицерского корпуса в прямой инструмент и символ своей абсолютной власти. Следовательно, в протестантских странах взаимоотношения между офицерским корпусом и его сувереном теперь опирались на совершенно иную религиозную платформу. Католический монарх не имел личной неразрывной связи с иерархами церкви, но продолжал, как и его подданные, принимать папу как свою верховную власть. С политической точки зрения император также сохранял большее влияние на католических принцев, чем на протестантских, персонифицируя собой идеал универсального христианства.
Возможно, в этом заключается одна из причин того, почему в Баварии (которая до своего объединения с Франконией, Швабией и Рейнским палатинатом была чисто католической страной) местная аристократия, пришедшая на смену средневековому рыцарству, составляла гораздо меньшую часть офицерского корпуса, нежели в протестантской Пруссии, где малочисленная аристократия поставляла почти всех офицеров. В Баварии XIX века в любом случае благодаря позиции большинства ее королей вопрос религии не играл столь значительной роли, как в Пруссии.
В Пруссии после смерти Фридриха Великого многие наиболее влиятельные паладины прусского национального духа оказывали длительное сопротивление каждому предложению о равных правах для обеих религий. Они хотели видеть Пруссию ведущей протестантской властью на континенте. Частично это широко распространенное антикатолическое отношение объяснялось тем фактом, что в доминирующей восточнопрусской половине страны католиками по национальности были в основном поляки и вряд ли они были лояльными, поскольку их рассматривали как низших в социальном и культурном плане людей. В начале 1880 года граф фон Шлиппенбах, инспектор Прусского военного училища, зашел так далеко, что предложил, чтобы «те кандидаты, которые обучались в старых прусских гимназиях, и особенно в протестантских, считались бы определенно высшего качества, чем те, что учились в католических школах или в учебных заведениях Южной Германии». Но с 1885 года и далее подобное мнение уже исчезло из рапортов инспектората. Вероятно, старый император способствовал этому. Еще за десять лет до этого, когда Kulturkampf была в самом разгаре, он доверительно высказался по этому поводу перед высшими офицерами, приказав предпринять «все усилия, чтобы сделать так, чтобы все вопросы, связанные с несчастной религиозной борьбой настоящего времени, не были бы вынесены на суды чести». Однако нельзя сказать, что нетерпимый дух Kulturkampf не сохранялся среди старших прусских офицеров даже в 1914 году и позже.
Другие религиозные организации или секты были запрещены в Пруссии. Например, был случай, когда сын отставного генерала из благородной семьи захотел поступить на службу, но этому помешали религиозные мотивы. Его отец был весьма религиозным человеком, однако он отходил все дальше и дальше от своей местной евангелической церкви, пока в конце концов не образовал собственную религиозную общину. Сын его не был конфирмован и не принадлежал ни к евангелической, ни к римско-католической церкви. Когда дядя, также отставной генерал и дворянин, спросил, каковы перспективы у молодого человека, тот ответил, что «его величество, скорее всего, их не одобрит».
Этот инцидент показывает, что Вильгельм II был верен своей религии. Однако в целом он был терпимым в религиозных делах, и, в отличие от ряда предшественников, его милость распространялась и на католицизм. Офицерский корпус в целом держал церковные и религиозные дела в рамках показных формальностей – такое было частью общих обычаев общества. Частные верования были личным делом индивидуума, и в целом офицеры обращали на это мало внимания. И все же «церковь» служила важным инструментом как в армии, так и на флоте, поскольку «трон и алтарь» воспринимались как глубоко связанные друг с другом. Божественная и военная службы были взаимосвязаны, вне зависимости от личных убеждений отдельного человека, и это слияние символизировало основание государства в христианстве.
Веймарская республика объявила религию частным делом, а в рейхсвере религиозная деятельность была признана делом добровольным. Тем не менее Зеект учредил институт военных капелланов наряду со старыми правилами, действовавшими в армии. Даже после 1933 года вначале не последовало никаких изменений. Поскольку народные массы еще не полностью обратились в национал-социализм и для того, чтобы не будоражить общественность, партия приняла 24-ю статью своей программы, выражающую приверженность «позитивному христианству». По той же причине официальное заявление правительства от 23 марта 1933 года содержало отрывок, утверждавший, что правительство «рассматривает христианство как непоколебимый фундамент общественной морали и этики». Было еще много других заявлений подобного рода. Даже кампания по объединению евангелических церквей казалась поначалу проводимой с благими намерениями. Это было незадолго до того, как «Германское религиозное движение» приобрело иное мировоззрение. Подогреваемая Гиммлером и Геббельсом, разразилась яростная борьба между католической и протестантской церквами. В этой борьбе вермахт не только пытался занять позицию религиозного нейтралитета, но и отказывался терпеть пропаганду какого-либо вероисповедания или позволять отдельным людям менять их религиозную ориентацию. Более того, имеются доказательства, свидетельствующие о том, что до 1936 года в вермахт принимались только члены двух ведущих деноминаций. Фриш и Браухич в армии, Редер и Дёниц на флоте – все четверо при поддержке большого количества старших офицеров стремились учредить институт капелланов. В люфтваффе, разумеется, никаких капелланов никогда не было.
Институт военных священников (капелланов) был традиционным военным учреждением. Период до 1939 года предоставляет множество свидетельств, которые позволяют сделать вывод «о том, что в любом случае армия была достаточно твердым ядром офицеров, твердо привязанных к традиционным религиозным узам и ценностям. Враждебное влияние и даже директивы сверху либо игнорировались, либо намеренно неправильно истолковывались. Например, имеются рапорты о случаях, в которых обязанности «руководства офицеров национал-социалистов» передавались теологам, из-за чего центральный офис партии принимал меры для того, чтобы большая часть такой работы носила их собственное клеймо христиан. С другой стороны, усилия этих людей распространить вирус новой тоталитарной веры оказывали эффект подобный тому, как зараженный организм начинает усиленно сопротивляться; и даже те, кто до тех пор не были весьма «христиански настроены», начали ощущать, что они должны сомкнуть свои ряды. Повышенное чувство общей христианской веры начало распространяться по всем деноминациям и их связям и сделало религиозную терпимость живой силой среди германского офицерского корпуса.
Такого рода терпимость, уходящая корнями в этику и в человеческие чувства, была, разумеется, естественным противостоянием тоталитаризму. Между тем для офицерства эта терпимость существовала более сотни лет. В Пруссии Фридриха Великого «каждый человек мог свободно идти собственной дорогой в рай».
Кронпринц Фридрих, став королем и будучи франкмасоном, публично демонстрировал терпимость и всячески опекал ее. Среди его членов были бесчисленные генералы и другие старшие офицеры (особенно во время Наполеоновских войн), а также многие интеллектуальные лидеры и правящие германские принцы. Императоры Вильгельм I и Фридрих III даже оказывали личное покровительство трем так называемым «старым прусским ложам христианской веры». Во времена Вильгельма II франкмасонство утратило большую часть своего интереса к офицерскому корпусу и аристократии, и причина этого лежала, по-видимому, в растущих тенденциях классового сознания, в определенной секуляризации жизни, наряду с профессиональной специализацией и сужающимися интересами. Разумеется, для католических офицеров постоянно растущая враждебность Ватикана к масонству должна была стать дополнительным сдерживающим фактором. Впрочем, ничто не указывало на то, что какая-либо часть офицерского корпуса до 1914 года неприязненно относилась к франкмасонству или даже в принципе отвергала его.
Одним из результатов поражения, которым закончилась Первая мировая война, было то, что Людендорф был отправлен в отставку. Этот генерал закончил свой путь «мировым революционером и предвестником германского народного образования». Народные, в высшей степени антихристианские теории, которые он яростно пропагандировал, являлись бессознательным предчувствием национал- социалистической идеологии, внедряемой Гитлером и Розенбергом. В итоге Людендорф смешал в кучу иудаизм, христианство и франкмасонство под оскорбительным названием «наднациональные силы». За исключением нескольких бывших офицеров младшего ранга, его экстремистские тезисы не вызвали особого отклика у его бывших сослуживцев, молодых или старых, хотя он никогда не прекращал относиться к ним с
