– Сссс чччего вы вззззяли… Какое ваммм…
Она не дошипела. Чувствовалось, что ей очень хочется запустить в меня тяжелой стеклянной пепельницей или стильной вазочкой. Марина желала выместить ненависть к своему мужу и его блондинке хотя бы на мне, но силы ее вдруг покинули. Женщина уронила руки на стол, на них – голову и разрыдалась. Я не знала, как ее утешить. Да и вообще, по себе знаю, что в таких случаях лучше не лезть со своим сочувствием. В эти моменты очень полезно выплакаться как следует, чтобы хоть как-то освободиться от боли. Потому… пусть себе поплачет. Дети с телеэкрана так вопят, что никто, кроме меня, и не услышит Марининых рыданий. А то, что она прилегла на стол, – ну так и кому какое дело! У нас нынче полная свобода самовыражения!
Пока она плакала, я принялась думать о ее муравье. Муравьиный взгляд, обращенный на блондинку, до того быстро потух при появлении Марины, и так безразлична была спина, которую мы имели удовольствие видеть за окном, что я решила: эта женщина в шарфе цвета осенних листьев на самом деле ничего для этого мужчины не значит. Она для него является чем-то вроде моей ментоловой сигареты. Элемент мужской свободы. Хочу изменяю, хочу – нет! Вот только что пылал желанием, зеркальце поддерживал, ручку гладил, а теперь вдруг расхотел – и ничего с этим не поделать. Да! Похоже, сердце блондинки раздавлено… И Маринино тоже… И кем? Каким-то муравьем, чьи щеки целуются изнутри, как у литературного героя, над которым потешается все человечество! Конечно, Маринин муж не носит на голове тазика для бритья, но это вовсе не делает ему чести!
– Не расстраивайтесь, – проговорила я, отправив в рот порцию обильно сдобренного жирным майонезом салата, который мне наконец принесли.
Официантка хотела было что-то сказать в адрес Марины, по-прежнему распластанной на столе, но я ей не дала. Пусть идет и смотрит конкурс детской песни, а наши переживания – не ее ума дело. Впрочем, можно заказать кофе для Марины. Салата с пирожным ей, скорее всего, и не захочется, а тонизирующий напиток вполне может взбодрить! И я заказала еще один эспрессо, именно после этого выдав несчастной женщине свое «не расстраивайтесь» и добавив:
– Он не стоит ваших слез.
– Да что вы по-ни-ма-е-те? – пробулькала Марина и даже оторвала голову от стола, что было уже хорошим признаком.
Конечно, я могла бы ей сказать, что мой муж хоть и очень саркастически, но все-таки называет меня «инженером человеческих душ», и что про эти самые человеческие души я уже наваяла романов двадцать, только вряд ли она поверит! Разве инженеры человеческих душ едят простецкие салаты с просроченным майонезом в третьесортных кафе, пусть даже и украшенных разноцветными зонтиками? Да никогда! Они принимают пищу в фешенебельных ресторанах с белой лепниной на потолке, при входе в которые стоят вымуштрованные швейцары в галунах. Эти церберы не пропустят в зал всяких там марин, желающих во что бы то ни стало поглазеть в ресторанное окно на то, как им изменяют собственные мужья.
– Не любит он ее, – сказала я по-простому.
Марина посмотрела на меня с таким значением, что я поняла: она не против поговорить на эту тему. Давно известно, что самые животрепещущие, чувствительные и интимные вопросы лучше всего обсуждать с людьми совершенно незнакомыми: попутчиками в поездах дальнего следования, соседями по больничной койке или по таким вот столикам в кафе.
– Возможно, не слишком любит, – поправила меня Марина, – раз столь безжалостно бросил ее посреди тротуара. Но ведь выходит, что меня он не любит вообще…
– С чего вы взяли?
– Ну… раз изменяет… Вот вам… скажите… муж изменял?
Я взяла из пачки еще одну сигарету, зачем-то помяла ее в пальцах, как когда-то разминал свою папиросу «Беломорканал» мой дед, прикурила и, выдохнув дым, честно ответила:
– Откуда мне знать? Мне кажется, что не изменял, но ведь и вы, судя по всему, до сегодняшнего дня были уверены, что муж вам верен.
– Я… до сегодняшнего дня… почему-то даже не задумывалась над этим… Гоша никогда не давал повода к каким-то сомнениям… Всегда был нежен, предупредителен… и все оказалось враньем…
Марина так резко выбросила в мою сторону руку, что я отпрянула. Показалось, что женщина решила ударить меня, раз уж Гошу не удается, но она всего лишь взяла из моей пачки сигарету. Без спроса, но я восприняла это как само собой разумеющееся. Коль у нас общий интимный разговор, сигареты должны быть общими и подавно. Я подвинула ближе к Марине зажигалку и произнесла:
– Возможно, никакого вранья с его стороны нет. Гоша любит именно вас, а эта блондинка – так… развлечение… Легкий отдых от несколько утомивших пут семейной жизни.
– Эта блондинка – моя лучшая подруга. Златой прозывается, – ответила Марина.
Лицо ее вдруг сделалось жестким, и я подумала, что она совсем не тот человек, которым показалась вначале. Сейчас передо мной сидела вовсе не оскорбленная в лучших чувствах мягкотелая добродетель, а сильная, волевая женщина, собравшаяся мстить.
Я решила никак не реагировать на Маринино сообщение о подруге (пусть расскажет сама, что захочет) и принялась искать в чертах новой знакомой то, что способствовало преображению. Похоже, все дело было в губах. Уголки рта Марины, до сего момента безвольно опущенные, придавали ее лицу вид безответной куклы Пьеро, которую любил бивать палкой Арлекин. Сейчас любой Арлекин обошел бы эту женщину стороной, не возлагая напрасных надежд на свою палку. Марина улыбалась. Две нетронутые помадой полоски ее губ, растянувшись, заставили щеки молодой еще женщины сложиться в старческие складки. Жена муравьиного Дон Кихота казалась сейчас старше мужа на целую жизнь, что, разумеется, шло ему в минус. Придется этому «насекомому существу» принять за свое преступление изысканнейшую кару от наимудрейшей.
Выпустив клуб ментолового дыма изо рта, а потом еще две витые дымные змейки из носа, Марина действительно начала рассказывать дальше без всяких на то просьб с моей стороны:
– Мы со Златкой всю жизнь вместе. В одной песочнице играли. Ходили в один детский сад, учились в одном классе. В институты, правда, поступили разные. Златка – в медицинский, а я в политехнический… Но все равно дружили. Она даже свидетельницей была на нашей свадьбе с Георгием. Восемнадцать лет назад… – Марина так яростно затянулась, что сигарета мгновенно почернела, съежившись в пепел почти до самого фильтра. Потом женщина выдохнула целое облако дыма и вынуждена была даже помахать перед собой рукой, чтобы снова увидеть мое лицо, на несколько секунд скрывшееся от нее за этой нестойкой завесой.
Тут принесли кофе. Марина приняла чашку без всякого удивления, будто заказывала ее сама, тут же отпила хороший глоток и снова помахала рукой уже для того, чтобы как-то остудить обожженный рот. Я по- прежнему молчала.
– Интересно, – произнесла она, продолжая неприятно улыбаться, чем безжалостно смяла в морщины свои щеки, – как давно это у них началось… Впрочем, теперь я поняла: с моей стороны было сущим идиотизмом не замечать, что они симпатизируют друг другу. Гошка всегда охотно слушал мои россказни о Златке, хотя и называл ее глупой курицей, а она… да… теперь я это четко вижу… смотрела на него с каким- то особенно значительным выражением лица. Я думала, что Златка просто уважает Георгия, а выходит, все это время она его… любила… Впрочем, нет! Какая еще любовь! Между ними была просто самая вульгарная связь!
Слово «вульгарная» Марина произнесла с таким отвращением на лице, что ее подруга (конечно, теперь уже бывшая) сразу представилась мне грязной, неопрятной бомжихой с щербатым затхлым ртом и растрескавшимися бородавками на пальцах. И это несмотря на то, что я точно знала: Злата – яркая чувственная блондинка с тонкими запястьями! Вот она, сила слов! Еще я подумала о том, что нет на этом свете ничего более непрочного и эфемерного, чем дружба. Не только женская, как вы, наверно, успели подумать. Мужчины в случае насущной необходимости так же легко предают друзей. Приходилось наблюдать…
Последнее время я довольно легко обхожусь без подруг. Общение с ними отнимает массу времени, которое я могу потратить на свои романы. Во-первых, ими я зарабатываю на жизнь, во-вторых, являясь полной хозяйкой собственного произведения, я расставляю человеческие фигурки в том порядке, какой придет в голову. Никакой, даже самый хитроумный герой на кривой кобыле меня не объедет, а любую
