жизнь начиналась в июне. Бабушка радовалась, что они первые запишутся у Нины на молоко. С дедом отправились девочки, Рыся и Птича.
Как хорошо после города дышалось в лесу! Счастье переполняло.
У Нины в списке они действительно оказались в числе первых. Дед степенно заговорил о делах. На заднем дворе кудахтали куры, кричал диким весенним голосом невероятно бравый петух яркой расцветки. Птиче очень хотелось туда, посмотреть на всю живность, которая так вольготно жила тут, а она-то и видела их только издалека или на картинках.
Дед договорился, что ребята будут приходить к Нине раз в неделю за яйцами.
– Тут уж сами. Яйца я куда понесу? У меня бидоны. А ребятишкам буду оставлять, – говорила Нина, занося в тетрадку, что и сколько будут покупать у нее Мухины.
Подняв глаза от своей книги учета, она, очевидно, заметила, с какой жадностью смотрит девочка туда, где гуляют курочки.
– Что? Посмотреть хочешь? Ну, пойдем, покажу. Эх, городские… Как вы там живете… Жизни не видите…
Она пошла своей легкой походкой впереди, подхватила с травы курицу:
– На, потрогай… Да не бойся ты, тоже – зверя нашла. Погладь.
Курица покорно сидела в больших Нининых руках, даже глаза прикрыла. Птича осторожно погладила ее белые перья, почувствовав тепло.
– Бери, не бойся.
Нина передала курицу Птиче. Та удивилась ее легкости и пожалела ее за эту легкость и беззащитность.
– Ай!
Курица, почувствовав слабость и ненадежность неопытных детских рук, легко выскочила, чуть расправив крылья, отряхнулась и деловито отправилась искать в траве червяков.
– А хочешь, коровушку покажу? – спросила Нина, улыбаясь. – У меня коровушка вот-вот отелиться должна, я ее дома оставила. Другие пасутся.
– Что такое «отелиться»? – не поняла Птича.
– Теленочка скоро родит. Ребеночка своего. Уж совсем скоро. Пугается, нервная стала, ест плохо. И уж неделю как хвост поднимает и в сторону отворачивает – верный признак. Ты осторожно подходи, не беспокой.
От большого хлева пахло коровами. Но там никого не было.
– Она в загончике у меня, на свежем воздухе.
Они зашли за хлев. На небольшой лужайке, огороженной проволочной сеткой, стояла красивая коричневая корова с мохнатыми ушками, равнодушно глядя вдаль. У коровы оказался огромный живот. Заметив людей, корова отошла подальше и повернулась к ним спиной.
– У нее в животе теленочек, да? – спросила шепотом девочка, чтобы корова не обиделась и не занервничала.
– А где ж еще? Конечно, в животе. У всех мам вы, детишки, сначала в животе растете, а потом на свет появляетесь.
Это Птича знала, разумеется. Как раз тогда, незадолго до этого, родился их маленький братец Пик. И у мамы тоже был большой живот. Но мама никого не пугалась, была обычной мамой. А корова вон – дичится, оглядывается на них, как на врагов…
– Ты приходи через неделю, увидишь ее ребеночка. Уже народится.
– Мы все придем, можно? – спросил дедушка.
– Ну, что ж. Приходите. Только издалека покажу. Не обессудьте.
Всю неделю Птича жила ожиданием встречи с теленочком. Вот его еще нет, а она его даже видела, как он живет внутри своей мамы! Хотя никогда еще в своей жизни не приходилось ей смотреть на настоящего ребенка коровы. Только на картинках.
Думала она и о корове, о том, как ту сейчас все сердит, раздражает. Вспоминала, как отвернулась она от них, как косилась подозрительно одним глазом, оглядываясь, как тревожно шевелила своими прекрасными пушистыми ушами. Девочке так хотелось поговорить с Буренушкой, успокоить ее… И при этом она понимала, что самое лучшее, что можно сделать сейчас для коровы, самое доброе и полезное, – это просто оставить ее в покое, не отвлекать, пока она набирается сил, чтобы дать новую жизнь…
Они отправились впятером: дедушка и четверо детей. Мальчишкам строго-настрого велено было вести себя тихо и просто молча смотреть, если теленочек уже родится. Главное – не растревожить мать-корову и не напугать малыша.
Нина встретила их у калитки, явно усталая, но веселая. Она, оказывается, думала, что корова родит ночью, и в дом спать не уходила. В хлев Буренка не пошла, отказалась, ушла на лужайке в тот уголок, где росли кусты, и там осталась стоять. Она уже опытная мать, это третий ее теленочек, поэтому Нина была уверена, что все пройдет хорошо. Но корове требовалась человеческая помощь. Теленочка же надо принять, пуповину обработать, уложить на чистую рогожку, постеленную поверх соломы.
Коровушка маялась, и Нина маялась вместе с ней. Она притащила раскладушку и улеглась поблизости, ночи теплые, соловьиные. Часа два удалось поспать. А под утро – только успевай! Только помогай!
– Он появился? – шепотом спросила Птича, боясь надеяться.
– Она! Девочка! Маленькая тёлочка, – тоже тихо ответила Нина и повела их посмотреть на новорожденную.
Они остановились в отдалении. Теленочек, худенький, маленький, стоял, чуть покачиваясь, рядом с матерью.
– А почему она такая… худенькая совсем? – спросил кто-то из мальчишек.
– Ничего, подрастет, расправится, – уверенно ответила Нина. – Дайте только срок.
Птича потом долго размышляла о том, какой красивой жизнью живет баба Нина и вся ее семья. Красота ее жизни ощущалась всеми, каждый хотел с ней общаться, видеть ее… А ведь никаким канонам она не соответствовала: крупная, руки натруженные, красные, лицо широкое, в веснушках… А первая мысль: хочу к ней, с ней хорошо!
Вот эта самая баба Нина вещала сейчас по громкоговорителю о молочке, творожке и прочих деревенских радостях…
Викуся, конечно, всплакнула, проснувшись от странных звуков. Сана подхватила ее на руки и пошла к забору. Генка, широко улыбаясь, вышагивал рядом.
Баба Нина сидела в машине рядом с водителем, высунувшись из открытого окна, держа в руке рупор.
«Как у них теперь все механизировано», – радостно подумала Птича.
– Сабинка! Да никак ты! Вы с Генкой? – удивилась баба Нина и скорее выскочила навстречу своим давним знакомым. – А твой-то где? А это кто?
Генка засмеялся. Вопросы из бабы Нины сыпались, как горох.
– Ты, никак, развелась со своим-то? – все не унималась неугомонная молочница.
– Уже почти, – решительно согласилась Птича.
– А я знаешь, так и думала, – как о чем-то совершенно обыденном и решенном проговорила баба Нина. – Вот как вас с ним еще в самом начале увидела, так и подумала: чужой он им всем, не прилепится, не-а. Видишь, глаз у меня – алмаз.
– Что ж сразу-то не сказали, баба Нина? – заинтересовался Генка. – Может, она бы прислушалась.
– Так они уже расписались тогда, я ж не враг им. Но он уж больно гордый. Не годится для хороших людей. Один грех с такими.
– Это точно, – подтвердила Птича, – один грех и страх.
– Так ты теперь с Геннадием? – продолжала Нина выяснять отношения. – И правильно. Вы ж и маленькие дружились. А потом чего-то занесло… Бывает. По молодости шарахаются некоторые не в ту степь.
– Мы, – начала Птича, – мы…
– Мы – да! – торжественно провозгласил Генка. – Мы теперь – да!
Он слегка толкнул плечом подругу, чтобы та оставила эту тему в покое.
