не поймешь! А еще Гера выносил меня на улицу. Да! Представь! Брал меня на руки и нес на скамейку под большой березой за домом. А потом нес назад, домой, опять на руках... Я прижималась к нему, и мне представлялось, что это мой законный муж несет меня, любимую жену, в нашу супружескую спальню!
Катя ужаснулась и промямлила:
– Но ты же не хочешь сказать, что между вами...
Славочка опять очень неприятно рассмеялась и ответила:
– Мне очень хотелось бы сказать, что между нами было все, что должно быть между мужем и женой, но врать не стану: ничего не было... Но вот если бы ты не вклинилась между нами, произошло бы! Мы очень подходим друг другу! Во всем!
– Славочка, но вы с Герой – брат и сестра! Какие же тут могут быть брачные отношения?! – изумилась Катя.
– Самые обычные! Во-первых, у меня не может быть детей из-за моей болезни, значит, инвалидов мы не наплодили бы. Во-вторых, мы с ним сводные брат и сестра, хотя родство все равно довольно близкое. У нас одна мать, а отцы разные.
– Как?
– А так! Разве ты еще не заметила, моя мамаша – натуральная шлюха! По понедельникам у нее Борис Семенович, якобы массажист, по вторникам – Иван Игнатьевич лечит ее мигрень... И так далее... Боюсь, что она сама точно не знает, от кого меня родила!
– То есть ты не приходишься дочерью Виталию Эдуардовичу?
– По бумагам являюсь дочерью, но на самом деле не имею к нему никакого отношения.
– Он удочерил тебя?
– Еще чего! Великий хирург даже не знает, что я не его дочь!
– А ты откуда узнала?
– От мамаши, разумеется! Как же я ее ненавижу! Если бы ты знала! Она однажды напилась более обыкновенного и пришла ко мне просить прощения. Я долго не могла понять, что она мелет своим заплетающимся языком, а когда поняла... честное слово, готова была ее задушить. Она путалась с каким-то уродом и родила уродку – меня! Одна радость: она у меня с тех самых пор в руках. Когда особо пристает с чем-то, я говорю ей, что поставлю великого хирурга в известность, что я вовсе не его дочь. И она сразу замолкает. А мне... мне лучше было бы совсем не рождаться, чем... рождаться такой. Я ведь уродина?! Ну скажи, скажи! Уродина ведь?!
– Я никогда об этом не думала, – ответила Катя. – Я приняла тебя такой, какая ты есть...
– Добренькая, да? А на что мне твоя доброта? Она меня на ноги не поставит! А Германа я люблю! Имей это в виду! И вовсе не сестринской любовью! Потому мне твоя фата поперек горла! У Германа не должно быть никакой жены, потому что ему предназначена я, а он – мне!
Катя смогла лишь слегка качнуть головой. Славочкины блеклые глазки сверкали каким-то безумным светом, носик заострился и побелел. Кате показалось, что ее сейчас хватит какой-нибудь удар. Она решила больше не разговаривать с золовкой, потому что та явно была не в себе. Она поняла: не стоит говорить ни про дохлую крысу, ни про изуродованные детские вещички. Все и так ясно. Славочкин бред ей больше не был интересен. Подрагивающими руками Катя начала собирать с кровати огрызки чепчиков и пинеток, комки розовых и голубых ниток. Ей очень хотелось заплакать, но она сдерживалась из последних сил. Ей не хотелось доставлять радости Славочке. Она надеялась, что та покинет ее комнату, так как уже все сказала, но от Гериной сестры оказалось не так-то просто отделаться.
– А ребеночка ты все равно не родишь, попомни мое слово! – бросила ей в спину Славочка, и после этого послышался легкий скрип инвалидной коляски. Герина сестра уезжала.
Катя резко развернулась от кровати и спросила:
– Это еще почему?!
– Потому что я этого не допущу! – ответила Славочка не поворачиваясь.
Как всегда тяжело, ее коляска перевалилась через порог, и сестра Германа покатила по коридору к своей комнате. Катя осталась стоять ни жива ни мертва. Славочка ей угрожала. А что это значило? Значило, что она готова сотворить что-то еще более гнусное, чем подброшенная зловонная крыса, изуродованная фата или изрезанные детские вещи. Кстати, каким образом Славочка раздобыла дохлую крысу, если не выходит из квартиры? Не означает ли это, что у нее есть сообщник?
Нет! Ничего у Славочки не выйдет! Доктор Пинкензон уверяет, что у нее, Кати, все хорошо, ребенок развивается нормально... Нормально? А зачем тогда посылал к эндокринологу? Может быть, он уже что- либо заподозрил? Может быть, Славочка начала подсыпать Кате какую-нибудь отраву в суп или питье?
Вспомнив Пинкензона, Катя посмотрела на часы. До конца его приема остался час. Она успеет! Она непременно успеет!
Катя проскользнула мимо кухни так, что ни одна половица не скрипнула. Она сначала обдумает все, что свалилось на ее бедную голову, только потом пойдет советоваться с Дусей. Герману лучше пока об этом не знать!
Глава 5
Когда будильник разбудил Юлю, она никак не могла сообразить, зачем поставила его на шесть утра. Она уже хотела передвинуть стрелку будильника на семь и улечься досыпать, когда вдруг все вспомнила: и то, что услышала вчера от Татьяны, и то, что сегодня утром собиралась встретиться с Бэтменом, когда он будет выгуливать своего Джека. Плохо, что она забыла имя Бэтмена. Ну да выкрутится как-нибудь... Станет обращаться к нему в безличной форме.
Юля натянула джинсы, скривилась от их вида. Жеваные, будто она прямо в них спала. Паленые, видно. Настоящая джинса так не мнется. Плащ, который она достала из пакета, тоже весь был в складках. Что ж, придется опять натягивать старую куртку. Впрочем, оно и хорошо. Собаки, которых выгуливают без поводков и намордников, могли бы ее разорвать на куски, ринувшись на ярко-апельсиновое пятно. Хотя, кто знает, может, собаки не различают цветов... Надо будет спросить у Бэтмена.
Утро было прохладным и сырым. Через несколько минут лицо Юли покрылось влагой, будто его облепило мокрой паутиной. Она попыталась стереть водяную маску рукой, но лицо опять сделалось мокрым. А что, если в такую отвратительную погоду хозяева собак из дому не выводят? Поговорка какая-то есть на эту тему... Нет, этого не может быть. Надо же животным справлять естественную нужду...
За домом на пустыре перед недостроем уже резвилась парочка собак. Две хозяйки тоскливо жались друг к другу. У одной из-под куртки виднелся цветастый халат, другая была в закрученных винтом на обеих ногах тренировочных штанах и, похоже, в мужниной куртке. В общем, явно с чужого плеча. Да, с собаками не забалуешь. Хочешь не хочешь, а выводить надо. Юля порадовалась тому, что у нее собаки нет, и осталась стоять у стены дома, откуда хорошо просматривался пустырь.
Через некоторое время к двум гоняющимся друг за другом собакам присоединились еще три. Хозяевами были мужчины, одетые куда приличней женщин. Бэтмена, похоже, среди них не было. Хотя... Юля как-то плохо его запомнила. Уж очень невыразительным он был человеком. Просто на редкость. Кроме того, что у него хорошо развита мускулатура, ничего в памяти Юли не отпечаталось. Но разве издалека увидишь, какая у человека в куртке мускулатура? Она пыталась определиться по собакам. Джек явно был овчаркой, но издалека, да в серой мороси, разобрать было трудно. Подойти, что ли, ближе...
Юля сделала несколько шагов, и ее чуть не сбила с ног овчарка, которая явно намеревалась лизнуть в лицо. Тут же до ее ушей донеслась команда:
– Джек, назад! Нельзя!
Собака резко отскочила от Юли, и она увидела выходящего из-за дома Бэтмена.
– Здравствуйте! – радостно проговорила Юля. – А Джек меня узнал!
– Я тоже, – улыбнулся хозяин собаки. – Вы Юля!
Юля закивала, пытаясь вспомнить имя молодого мужчины, но оно по-прежнему ускользало из памяти.
– Почему вы так рано гуляете, Юля? – спросил Бэтмен. – Да еще в такую погоду. Неужели снова решились на поход в эти развалины? И что они вас так манят к себе?
Юля молчала, раздумывая, сразу ему выложить все или говорить щадяще, то есть постепенно.
– Ну... мы с Джеком пойдем, пожалуй, – замявшись, сказал Бэтмен, и Юля очнулась.
– Нет, подождите! Я не собиралась в развалины... Нет... Видите ли, мне просто захотелось увидеть вас...
